В этом году Ричард ощутил себя достаточно сильным, чтобы расквитаться со своим дядей, Томасом Вудстоком, которому не мог простить битвы при Рэдкот-Бридж и изгнания де Вира. Он повелел своему кузену Эдварду, графу Рэтленду, сыну герцога Йоркского, любыми средствами убить Глостера. По слухам, Рэтленд подослал двоих своих слуг на постоялый двор, где его дядя остановился в Кале, и те задушили его периной.

К этому времени Рэтленд сменил де Вира, сделавшись новой привязанностью короля. Он тоже, возможно, был гомосексуалистом, ведь его брак с Филиппой де Мойон остался бездетным. Внешне и характером он напоминал свою мать, уроженку Кастилии: он был умен и хорош собой, но впоследствии сильно располнел. Он скорее подвизался на придворном поприще, но, помимо этого, был высококультурным, образованным человеком и написал популярный трактат об охоте. По словам французского хрониста Жана Кретона, Ричард «любил его чрезвычайно, более, чем кого-либо в королевстве», и Рэтленд быстро превратился в самого влиятельного придворного.

Теперь Ричард приготовился отомстить и прочим лордам-апеллянтам. Томас Моубрей тайно предупредил Болингброка, что король намерен уничтожить их всех и что наибольшую ненависть вызывает у него дом Ланкастеров. Болингброк передал это предостережение Гонту, который тем не менее тотчас же отправился к королю и повторил перед ним слова Моубрея. Болингброк, присутствовавший при этой аудиенции, указал на Моубрея и обвинил его в изменнических речах, каковое обвинение Моубрей с жаром отверг, бросив в лицо Болингброку тот же упрек. Король провозгласил, что их ссору будет рассматривать совет лордов. В апреле 1398 года эти лорды объявили, что данное дело будет решаться «по законам рыцарства», то есть на испытании поединком, согласно древнему европейскому обычаю, когда судебный исход дела определялся вмешательством Господа, дарующего победу правому и повергающего в прах виноватого.

16 сентября, в Ковентри, герцоги встретились перед огромной стеснившейся толпой в присутствии короля и всего двора. Болингброк выглядел блестяще в полном вооружении, верхом на белом скакуне под сине-зеленым бархатным чепраком, расшитым антилопами и золотыми лебедями, поскольку лебедь был личной эмблемой герцога. Моубрей, облаченный в фиолетовый бархат, также поражал воображение зрителей.

В то самое мгновение, когда Болингброк и Моубрей должны были ринуться друг на друга, король, сидевший на возвышении, бросил наземь жезл и повелел прервать поединок. Затем он погрузился в задумчивость и два часа размышлял, пока герцоги ожидали его решения, сдерживая нетерпеливых коней. Потом Ричард вернулся на поле поединка и, без всяких предуведомлений, объявил, что приговаривает обоих к изгнанию, Болингброка на десять лет, а Моубрея навечно. Уолсингем замечал, что этот приговор не имел «под собой никакой правовой основы» и «был совершенно несправедлив», ибо давал королю предлог избавиться от обоих бывших противников. Оставшимся лордам-апеллянтам тоже не суждено было избежать монаршего гнева: Арундел в тот же год был казнен, а Уорик отправлен в пожизненное изгнание.

Едва успев изречь приговор, король призвал ко двору десятилетнего наследника Болингброка, Генри Монмута, в качестве заложника, долженствующего обеспечить послушание отца. Болингброк нашел приют в Париже, где один французский аристократ сдал ему в аренду особняк. Моубрей никогда больше не увидел Англию: он отправился в паломничество в Иерусалим, но умер от чумы на обратном пути.