«Моргенштерн! С ума сойти можно… Это даже круче Мюнхгаузена, который и не Мюнхгаузен вовсе! Кстати, а сиятельство – это чей титул? Граф или барон? Боюсь, если еще об этом спросить, совсем дураком и невежей себя выставлю! Такие вещи в сословном обществе всем известны просто по умолчанию. Одно ясно, этот сиятельный патермейстер – птица важная. Хорошо это или плохо? А зависит от того, смогу ли я с ним поладить! Если смогу – очень хорошо, если нет – совсем наоборот…»
Он прошел за Фридрихом Иеронимом по двору, отмечая, что навстречу никто не попался, только под навесом у одной стены горит фонарь, а спиной к нему и немного в стороне, чтобы даже такой слабый свет не бил в глаза, сидит пара здоровых парней с какими-то железками наголо. Значит, капитул охраняется и днем, и ночью. Что там патермейстер говорил про запрет выходить наружу?
«Да пока здесь можно на халяву помыться и пожрать, я сам никуда не уйду! – клятвенно заверил инквизитора Стас. – Не выгоните! Во всяком случае, пока не проясню все, что касается возвращения домой и этого гадского кота. Вот кажется мне, что с котом не все так просто! Если он – помощник ведьмы, почему он меня спасал? Сначала заманил, правда… Кстати, а точно заманил? Может, он вообще у нас был по каким-то своим делам, потом решил домой вернуться, а тут мы! Кинулись его спасать, причинять добро и наносить ласку… Кот от нас убежать пытался, мы за ним, вот я и вляпался! Могло такое быть? Еще как… Непонятно, правда, зачем ему мне помогать… Стоп, так этот… Моргенштерн серьезно имел в виду, что кот – говорящий?!»
– Извольте пройти сюда, ваша милость.
Стас послушно поднялся по ступеням небольшого флигеля, пристроенного к основному зданию. Короткий коридор, темная комната… Фридрих Иероним достал откуда-то свечу, поджег ее от своей лампы и воткнул в небольшой подсвечник на столе.
– Извольте подождать, ваша милость, – изрек он тем же бесстрастным тоном. – Я принесу ужин.
Оставшись один, Стас огляделся. Ну… не люкс, но по сравнению с камерой – совсем другое дело! Нормальное окно во двор, застекленное и прикрытое светлой шторкой. Кровать имеется, причем с подушкой, одеялом и чистым бельем! Стол со стулом, подсвечник, опять же… Блин, а уборная у них где?! Так и не сходил ведь, а уже давно поджимает. Ох, только не говорите, что тут приняты ночные горшки!
Заглянув под кровать, Стас тихонько выматерился от полноты чувств. Так и есть! Ночная ваза, чтоб ее! Фаянсовая, чистенькая, но… горшок! Да холера ж ясна…
Едва он встал, вернулся Фридрих Иероним и поставил на стол поднос с парой тарелок и большой чашкой – в неизменных розочках, от которых Стаса едва не передернуло. Ну, хоть без пирога обошлось! Точнее, как раз пирог на тарелке и был, но не яблочный и не с мясом, чему Стас от души обрадовался.
– Это с рыбой? – уточнил он, алчно глядя на приличный такой ломоть, даже в холодном виде аппетитно и характерно пахнущий.
– Так точно, ваша милость, – сообщил Фридрих Иероним. – День же постный.
– Ах да… – протянул Стас. – Я и забыл. То есть запутался…
«Ты не просто в чужом обществе, – сказал он себе. – Оно, это общество, еще и напрочь религиозное! Религия, сословность, этикет… Не вздумай об этом забыть, Станек, а то тебе здесь плохо придется!»
– Прикажете дождаться, пока поужинаете, или утром забрать? – невозмутимо поинтересовался камердинер.
– Эм… утром, наверное! – поспешно отозвался Стас. – Не хочется доставлять вам лишних неудобств!
– Услужить гостю молодого господина – мой долг, – с достоинством парировал Фридрих Иероним.