Словен что было мочи разогнался, пустил вперед себя роем пчел заклинание Разрыва, проскочил защиту дедушкиного замка и ворвался в открытое окно личных комнат Чернобога, о пол ударился и снова колдуном-человеком стал.

– Дед! А, дед! Внучок пришел! Так соскучился, что аж слезы наворачиваются. – Любимая комната дедушки, в которой он работать предпочитал, оказалась пустой, и Словен дальше пошёл. – Дед! От меня не спрячешься!

Он обогнул дубовый стол, заваленный свитками, на резной скамье заметил витой посох с огромным адамантом в навершии – значит, точно дед в замке. Словен толкнул тяжелые резные двери, переходя в комнату, в которой Чернобог отдыхать предпочитал. Из ее окна открывался вид на лесное озеро. Чудные пущи с лохматыми деревьями небесного цвета и зеленой водой, словно заклинанием, притягивали деда к себе, и недаром: в них жила неземной красоты девица, на нее дед и любовался время от времени, глядючи задумчиво. А на все вопросы Словена лишь отнекивался: мол, девица-красавица – услада для глаз.

И сейчас перед окном, весь укутанный в меха, в кресле сидел старец. Слепые бельмы щурились, силясь разглядеть Словена, тонкие сухие руки тряслись, хоть и лежали на подлокотниках, голова мелко подрагивала. Старость тянула его к полу, согнули спину прожитые века. Словен аж фыркнул от увиденного.

– Ах, вот значит как! – Он остановился, раздраженно разглядывая старца. – Вот так?! Ну ладно. Тогда не перекинуться ли мне в облик бабушки. Давненько я ее не видывал. Она, как только свой образ почует, вмиг здесь окажется.

Старец в момент разогнулся и взмахнул руками всполошенно.

– А вот этого нам не надобно! Вот и пошутить нельзя, право слово! – В кресле у окна появился статный мужчина чуть старше Кощея по облику, в кафтане из золотой парчи заморской, и покачал головой укоризненно: – Это ты в мать свою злопамятный. Говорил я Драговиту на Маре не жениться, не послушался! Вот! Вот откуда дурная кровь-то и берется!

Смотрел Чернобог грозно, только знал Словен деда, как свои пять пальцев, и видел, как в глубине черных глаз горят смешинки.

А вот слова про маму Словену не понравились. Он нахмурился:

– Не зарывайся, дед. Маму не трожь!

– Ты как это со старшими разговариваешь?!

Ледяной ветер прошелся по комнате, захлопали ставни и двери комнат, взлетели занавеси. Тьма плащом расползлась за дедом, придавливая своей мощью. Дед повысил голос:

– Ветром помотало, и в голове все спуталось? Вот как добавлю к тому, что батюшка отвесил, мало не покажется.

Но Словен и не думал страшиться его сурового вида, а тем паче слов. Он отпустил свою тьму, что с рождения сдерживал, распахнул ее крыльями за спиной, и тоже повысил голос:

– А кто тому виной?!

Они посверлили друг друга взглядами, и дед первым на попятный пошел.

– С чего это?!

– А с того! Мало того, что маму обижаешь, так еще и слово не держишь.

Дед хмыкнул, его образ пошел рябью, и перед Словеном предстал его привычный дед: умудренный опытом воин, в черных волосах белые пряди, борода короткая и окладистая, заостренные черты лица, которые его совсем не портили (дедушка пользовался женским вниманием ничуть не меньше Словена), и хитрая улыбка загадочная. И пусть размахом плеч Чернобог со Сварогом сравниться не мог, но Словен по себе знал, что дед ни на пядь не уступит Сварогу в силе.

Кресло деда плавно подъехало к столу, взлетела скатерть-самобранка, и стол уставили яства, три кубка расположились треугольником. Второе кресло мягко толкнуло Словена под колени, предлагая присесть, но он остался на ногах: разговор-то еще не закончился, он еще и начаться толком не успел, а с полным ртом особо не поговоришь. Дед все равно поесть заставит: хочешь не хочешь, а покушаешь. Только матушка хуже деда в этом: дай ей волю, закормит. И дед туда же!