– Дело говорит, – заметил Джим Лэниган.

– Дэн всегда был силен потрепаться, – согласился Лэндж.

– А если бы вы прикончили меня, вы бы сильно об этом сожалели? – спросил Дэн.

– Черта с два, – сказал Эбнер Лэндж. – Я бы и сейчас с удовольствием сделал это, если б мог!

Стэк повернулся к судье.

– Вот мы и разобрались, ваша честь, – сказал он. – Я всегда утверждал, что убийство надо рассматривать как преступление без жертвы, потому что ни до, ни после никто ни о чем не жалеет, и это в основном вопрос везения: кто убьет, а кто будет убитым. Поэтому я почтительно предлагаю: хватит разводить здесь этот базар, пошли выпьем на пару и забудем все это дело.

– Мистер Стэк, – сказал судья Градж, – вы являете собой пример морального уродства, и мне хочется дать вам по морде, да простится мне это простонародное выражение.

– Ах вот оно что! – сказал Стэк. – Ваша честь, не хочу оскорблять вас, однако разрешите не согласиться с вами по поводу морального уродства. С моей точки зрения, это вы слабы морально, когда преувеличиваете и придаете несоответствующую важность процессу ухода из жизни чувствующих существ. Вы заблуждаетесь, судья, все мы покинем сей мир, а каким образом – не так уж это важно. И кроме того, кто вы такой, чтобы сидеть там и судить о кодексе чести и о чувствах людей?

– Я фон судия, – с удовольствием отрекомендовался судья. – И поэтому я здесь сижу и творю суд над вами, Дэн. Должен признаться, я с интересом выслушал ваши логические обоснования, а ваши убогие потуги в области дискурсивной философии послужат прекрасным развлечением для моих коллег в клубе «Справедливость». А теперь мне осталось только объявить вам приговор, что я и сделаю не без удовольствия.

Стэк выпрямился и, не спуская глаз с судьи, сложил на груди руки в знак презрения.

– Und zo,[33] – сказал судья, – выслушав показания свидетелей, поразмыслив и взвесив все обстоятельства, я выношу следующий вердикт: отсюда вас отведут на место наказания, где подвесят вниз головой над котлом с кипящим коровьим дерьмом и заставят слушать симфонию до-минор Франка, исполняемую на игрушечной дудочке казу, до тех пор, пока кармометр не покажет, что ваша сперма сварилась и вы созрели для окультуривания.

Стэк отступил на шаг с выражением ужаса на лице.

– Только не казу! – взмолился он. – Ради всего святого, откуда вы узнали о казу?

– Ну недаром же нас считают знатоками психологии, – сказал судья. – Обнаружением этой маленькой скрытой фобии мы обязаны миссис Аде Стэк. Встаньте и поклонитесь, Ада!

В задних рядах поднялась со скамьи приемная мать Дэна и помахала ему зонтиком. Ради такого случая она подкрасила волосы хной и сделала прическу.

– Ма! – закричал Стэк. – Зачем ты это сделала?

– Ради твоего же блага, Дэниэл, – сказала она. – Я просто счастлива, что могу способствовать твоему спасению, сынок, а эти добрые люди сказали мне, что любой пустяк может помочь им добраться до твоего нежного, любящего, богобоязненного сердца, которое, как нам всем известно, жаждет исправиться.

– Бог мой, – заскрипел зубами Стэк, – я совсем забыл, какая ты у меня дурочка!

– Ну прости меня, если я причинила тебе неприятности, – сказала миссис Стэк. – По крайней мере, они ничего не узнали от меня о кружевных панталонах и маленькой пластмассовой лейке.

– Ма!!

– Я всегда хочу только хорошего, но я такая неуклюжая, – сказала миссис Стэк. – Такая уж я с детства. Если позволите, я расскажу одну трогательную историю…

– В другой раз, – остановил ее судья. – Приставы! Отведите этого грубияна к месту его заслуженных мучений.