Спрыгнул в окоп, напрягая голос, чтоб услышали все, распорядился:

– Огонь открывать только по моей команде. Подпустим немцев на близкое расстояние.

Тем временем телеги цыган почти проскочили мимо отрытых и замаскированных окопов взвода, оставив после себя пыльный шлейф жаркого дня. Фашистские мотоциклисты, будто дождавшись выезда танков на обозримое взводным пространство, сорвались с места и, тарахтя моторами, покатили вперед.

Чуть привстав над бруствером, лейтенант, глядя в окуляры бинокля, рассматривал не их, а кромку леса за спиной немецкого передового дозора. Губы непроизвольно шевелились, произнося цифровой счет сил противника:

– Один… два… три… Нет, это бронеавтомобиль… Еще один…

Распорядился:

– Передать по ходу сообщения! Приготовиться к отражению атаки врага. По мотоциклам…

Мотоциклисты, считай, вплотную к позициям подрулили, сейчас их заметят.

– Огонь!

Бойцы, томимые ожиданием приказа, одновременно в восемнадцать стволов произвели винтовочный залп. Заработал «дегтярь», ручной пулемет, в руках Гаврикова.

– Прекратить стрельбу! Сержант, быстро одно отделение к мотоциклам, по возможности укатить их за позиции.

– Есть!

Звук выстрела и поднятый прилетевшим снарядом сноп земли тут же заставили изменить планы. Немцы не дураки.

Превозмогая страх, Апраксин отлепился от земляной стены, способной защитить от непрямого попадания.

– Отставить! Всем укрыться на дне окопа! Наблюдателям не зевать.

Утюжили снарядами их добрых минут десять, потом…

– Т-товарищ лейтенант! Т-танки на нас двинулись, – проорал Сечкин, один из выставленных наблюдателей.

Апраксин выглянул из окопа.

– Приготовить гранаты. Действовать, как учил. Гавриков!

– Здесь!

– Пехоту отсечешь.

– Знаю.

Да-а! Бойко в лучшем положении. Его взвод на той стороне дороги, только подальше метров на триста будет. Расположился уступом ближе к лесу. Его пока не трогали, а он «молчал». Тоже верно сделал. Ну!.. Ого! Вот и кавалерия! Не бросил майор своих, прислал-таки подкрепление.

Из лесного массива, свернув с дороги, прямо на поле разворачивались для ведения стрельбы три быстроходных бэтэшки. Бойцы их заметили тоже. Кто-то радостно воскликнул:

– Живем, братцы! Наши!

Перед взорами обеих сторон развернулась дуэль «железных кулаков», тяжелая и быстротечная. Апраксин первый раз в жизни видел, как горит железо. Все три танка пылали факелами за дорогой, неподалеку от их окопов, успев подбить лишь одного «немца», заставив его также полыхать огнем. Второй фашистский танк был лишен хода, по причине поврежденного катка и гусеницы на нем, но стрелять был в состоянии.

В процессе боя бронетранспортеры, выгрузив подразделения наружу, развернулись строем, пулеметами поддерживая собственную пехоту, неводом охватывающую пшеничное поле, стреляющую во все, что движется. А ведь заметно, что сейчас немчура допрет до выживших каким-то чудом танкистов, со стороны неприятеля прикрытых дымной завесой трех «костров». Им бы помочь! Только… мозолит глаз постоянно стреляющий последний оставшийся целым немецкий танк. И ведь вот он… рядом совсем, только голову не поднять. Немецкий танкист-пулеметчик беспрерывно долбит очередями по позициям конвойщиков.

– Ур-ра-а! – стройно, но жидковато пронеслось несколько сзади, с противоположной стороны дороги.

Бойко?!

Лейтенант, пригибаясь, виляя ящеркой, пошел по ходу сообщения. Голова гудела, как после сильного перепоя. Во всяком случае, и другие симптомы также не слишком отличались. После того, как пару раз приложило близким разрывом снаряда, соображалка работала туго, жутко и пыльно сушил слипшийся рот. Только обстановка не та, чтоб на себе внимание заострять, он не сам по себе, с ним его люди. Люди… Вот они… Лепешкин, Серенко… Оба, прикрытые тонким слоем грунта и пыли, лежат под ногами, невидящими взглядами уставившись в пустоту. Сколько же он бойцов потерял?.. Нет, бой не закончен, отвлекаться нельзя.