Мы много раз болтали об этом с Моим Шурой. Особенно когда он где-то выпьет, придёт домой и начнёт передо мной извиняться, что, дескать, он мне даже приличной рыбы не может купить, что его доходов только на этот «хек мороженый» и хватает… Ну и всякие такие дурацкие излияния.

А потом – несколько многословный, но уже почти трезвый анализ всего происходящего сегодня в нашей стране. И кто в это прекрасно вписывается, а кто – вроде нас с Шурой Плоткиным – никак не может вписаться, да никогда и не впишется, хоть за бугор уезжай!..

Один раз, когда от него уж очень сильно пахло алкоголем (чего я, к слову сказать, не перевариваю!), он даже заплакал, когда мы снова заговорили об этом…

Помню, я так разнервничался! Мне его так жалко стало!.. И несмотря на то что от него буквально разило водкой, я принёс ему остатки моего сырого хека и лизнул его в щёку. А он ещё сильнее заплакал, лёг на пол, прижал меня к себе и заснул.

Он тогда так храпел!.. Как я вынес всё это в течение нескольких часов – уму непостижимо!

Я только попытаюсь вылезти из-под его руки, а он приоткроет глаза и в слёзы: «Мартынчик… Родимый! Ты то хоть не бросай меня!..» Ну что? Мог я уйти?..

Под утро я всё-таки сумел выползти из-под Шуры. Писать захотел – удержу нет!

Обычно, когда со мной такое происходит дома, а Шура ещё спит, я поступаю очень просто: сажусь на Шурину подушку точненько перед его физиономией, и начинаю, не мигая, неотрывно смотреть на его закрытые глаза. Не проходит и тридцати – сорока секунд, как Шура просыпается и говорит хриплым ото сна голосом:

– Что, обоссался, гипнотизёр хренов?

Я молча спрыгиваю на пол и иду к дверям. Шлёпая босыми ногами, Шура бредёт за мной в чём мать родила и выпускает меня на лестницу. Дальше – дело техники. Я сбегаю на первый этаж и начинаю орать дурным голосом:

– A-a-aaaa! A-a-aaaa!

Обязательно кто-то из жильцов первого этажа выйдет, откроет мне дверь парадной и со словами: «А, это ты, Мартинчик? Ну выходи, выходи…» – выпустит меня на улицу.

Почему-то соседи называют меня на иностранный манер – Мартин. Наверное, считают, что у такого человека, как Мой Шура Плоткин – литератора и журналиста, Кота с обычным плебейским именем Мартын быть не может…

В нашем доме меня знают все. Особенно после того, как я набил морду огромной овчарке наших нижних соседей. Она теперь ко мне то и дело подлизывается, но я и ухом не веду в её сторону.

Но в тот раз, когда Шура надрался до положения риз, мой гипноз так и не достиг цели. Не скрою, я запаниковал! Напрудить в квартире – я такого себе даже Котёнком в детстве не позволял. Еле-еле выцарапал на себя дверь в Шурин туалет, вспрыгнул на горшок и сделал свои дела. Помню, потом встал на задние лапы и, опираясь одной передней о сливной бачок, второй лапой нажал на рычаг и спустил за собой воду…

– Внимание, Мартын! Осталось ровно три минуты! – услышал я команду моего кореша Бродяги.

Я быстро вонзил когти правой передней лапы в деревянную опускающуюся заслонку на передней стенке клетки, что было сил потянул её вверх, и когда между полом клетки и заслонкой образовалась щель, я тут же поддел заслонку второй, левой лапой.

– Помогай, браток! – крикнул я Бродяге.

Тот мгновенно просунул в щель и свою лапу. Вдвоём – в три лапы (одной Бродяга держал Котёнка) – мы приподняли тяжеленную заслонку настолько, что могли просунуть туда свои головы.

Теперь заслонка лежала на наших плечах и шеях, всей своей тяжестью придавливая нас к полу клетки.

– Вылезаем одновременно, – приказал я Бродяге. – А то заслонка тяжёлая – одному не удержать.