– Кажется, замысел тот же самый. А компаний замешано несколько.

– Если так, то какое странное совпадение. После слов этой женщины у меня душа не на месте. Зря я вчера послала это письмо. Не написать ли снова мистеру Сансью: я, мол, передумала вкладывать деньги?

– Конечно, если тебя это успокоит, хотя не знаю, отчего тебе тревожиться.

– Тогда Сьюки может по пути к перекрестку отнести на почту письмо.

– Сегодня Рождество, мама, почта закрыта.

– Что ж, тогда миссис Дигвид может забрать письмо в Лондон.

– Думаешь, стоит ей доверить такое важное письмо?

– А почему нет? – И матушка села составлять послание.

Я попросил позволения пройтись со Сьюки и миссис Дигвид до заставы, и, видя, до чего досадно мне будет не воспользоваться случаем и не посмотреть, как остановится карета и как сядут в нее пассажиры, матушка согласилась. Пока она писала письмо, я побежал к себе одеваться, а также потихоньку выполнить задумку, которая пришла мне в голову, когда я слушал рассказ миссис Дигвид.

Когда я вернулся в холл, гости прощались и получали деньги и письмо. Миссис Дигвид настояла на том, чтобы матушка дала ей записку со своим именем и адресом.

Наконец мы четверо двинулись через деревню, мирно дремавшую под снежным одеялом; единственным признаком жизни был дым из каминных труб, который поднимался прямо в ясное небо. Женщины шли впереди, мы с Джоуи – следом.

– Как ты думаешь, перед остановкой кареты кондуктор подудит в рожок? – спросил я.

– Мне и дела нет, – отвечал он. – Я столько раз ездил в карете, что и не упомню.

– Ты? Куда?

– С моим дядей. В Лондон и окрестности.

– Сколько тебе лет?

Его ответ меня удивил: я был мальчик некрупный, а он еще мельче, но разделяло нас, как оказалось, всего полгода. Для меня это послужило утешением: будь я намного старше его, было бы особенно обидно, что я по сравнению с ним ничего в жизни не повидал.

В лавчонке с самым разным товаром, где помещалась также и почта, ставни в самом деле оказались закрыты, так что Сьюки отдала письмо миссис Дигвид с двумя пенсами, чтобы отправить его из Лондона.

– Конечно, сегодня все закрыто, как я и говорил, – указал я.

– Все, кроме погоста, – заметил Джоуи, потому что мы как раз проходили мимо кладбища.

– Не говори глупостей, кладбища не закрываются никогда.

Во взгляде, который он на меня бросил, сквозило унизительное сознание превосходства.

– В Лондоне закрываются. Разве только там есть морг.

– Помолчи насчет Лондона! – крикнул я и толкнул его, решив не спрашивать, что означает незнакомое слово.

Он толкнул меня в ответ еще сильнее, и я схватил его за руку, но он сумел вывернуться и ударил меня в грудь. Тут Сьюки и миссис Дигвид нас растащили и остаток пути не подпускали друг к другу.

К перекрестку мы прибыли раньше времени и несколько минут ждали, пока на заснеженной дороге покажется карета. Едва ее завидев, я замахал руками, кондуктор, к моему восторгу, и в самом деле протяжно загудел в рожок, лошади замедлили ход и – топочущие, звонкие, в испарине – остановились рядом с нами. Кондуктор подтвердил, что снаружи есть свободные места, получил деньги и помог подняться (под моим завистливым взглядом) новым пассажирам.

Пока они устраивались, а кондуктор готовился уже дать сигнал кучеру к отправлению, я вырвал у Сьюки свою руку, подскочил к карете, крикнул Джоуи: «Вот, держи!» – и бросил ему кошелечек, который взял из своей комнаты, со всеми моими накоплениями, а именно одним фунтом, четырьмя шиллингами и тремя пенсами, в том числе и половиной соверена, полученной на кладбище от мистера Барбеллиона. (Я сохранял монету из какого-то суеверного чувства, а теперь был рад случаю от нее избавиться.)