– А как называется эта компания? – спросила матушка.

– «Вест-Лондон-Билдинг-Компани».

Глядя друг на друга, мы с матушкой облегченно вздохнули.

– А потом настали и вовсе тяжкие времена, и жизнь пошла хуже прежнего. Поговаривали, в Ирландии случился неурожай, и оно и верно: Лондон заполонили нищие ирландцы, за труд стали платить еще меньше, а арендная плата взлетела вверх.

– И как вы дальше жили?

Прежде чем ответить, миссис Дигвид беспокойно взглянула на меня.

– Джорджу моему пришлось заняться стоками, мэм. Что он добудет, да что мне заплатят за стирку – тем и держали душу в теле. Но в прошлую зиму он стал хворать грудью от сырости и – того хуже! – от непосильной работы. Мы едва не околели с голоду, ведь ростовщик – о нем я вам рассказывала – брал с нас за долги по четыре шиллинга в неделю. Расплатиться вовремя мы не успевали и все глубже залезали в долг. И вот весной является к нам снова тот же молодчик. Мы уж и забыли, как он выглядит, и, правду сказать, я ему не больно-то обрадовалась. Но в этот раз он вроде бы принес добрые вести. Он слышал, что имеется кое-какая работа в большом доме у Хафема.

– В большом доме? – повторила матушка. – Вы говорите о Момпессон-Парке?

– Да, мэм, название как будто то самое.

– Но ведь этот дом уже много лет пустует!

– Похоже, мэм, семья туда возвращается – если это, конечно, тот самый дом. Джордж зашел в Лондоне к управляющему, и его приняли на работу. Мы все обговорили и решили оставить малышей в Лондоне. Джордж сам из тех краев, а я никогда так далеко из города не выбиралась. Потом, как я уже рассказывала вчера вечером, нам с Джоуи пришлось идти в Стонитон. Там мы и были, пока не услышали вести из Лондона. Ну, больше добавить нечего. А теперь нам нужно домой.

Еще не закончив речь, она поднялась на ноги.

– Благие небеса! – воскликнула матушка. – Не думаете же вы сегодня и отправиться!

– Мы отдохнули, наелись, оделись-обулись благодаря вашей милости, отчего бы в такой крепкой обувке не дошагать до города.

– Не пешком же, – проговорила матушка, видя, что гостью не удержать. – По крайности, вы должны взять деньги на проезд в почтовой карете. Сесть на нее можно в полдень у заставы, где поворот на деревню.

Лицо женщины омрачилось тревогой.

– Благодарствую, мэм, но я не люблю брать деньги. Мы и так уже по уши в долгах, не залезать же еще глубже.

– Если вы сядете в карету, то будете с семьей уже рано утром, а не через три или четыре дня. И Джоуи на вид совсем измучен, куда уж ему идти пешком. А деньги я вам не в долг предлагаю, а в подарок.

На усталом лице женщины отразилась внутренняя борьба. Наконец она произнесла:

– Мы вернем вам деньги, мэм, отец Джоуи и я. Будь он здесь, сказал бы то же самое. Нам бы не хотелось одалживаться. – И робко добавила: – Сколько будет стоить проезд для нас двоих?

Матушка взглянула на меня.

– Два внешних места обойдутся приблизительно в двадцать четыре шиллинга, – проговорил я.

Глаза женщины расширились от ужаса.

– Уж и не знаю, к какому сроку мы сможем столько отдать, – пробормотала она. – Даже когда мой муж занимался законным ремеслом, мы и за три месяца такие деньги не откладывали.

– Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, – проговорила матушка.

– В Рождество, – ввернула Сьюки, – карета, что идет через деревню, будет наполовину пуста.

– Сьюки вас проводит, покажет, как дойти до перекрестка.

– Тогда я возьму деньги, и спасибо вам, мэм, спасибо большое. Благослови вас Бог за то, что вам небезразлична судьба бедняков.

Матушка улыбнулась и обратилась ко мне:

– Джонни, не пройдешь ли со мной в малую гостиную? – Когда мы остались наедине, она спросила: – Как ты думаешь, не то же ли это предприятие? Название компании другое.