– А как называется вот это? – спросил я, указывая на ту самую лопату, с длинной рукояткой и необычным завернутым полотном. – Это заступ или садовая лопата?

– Не трогайте, – предостерег мистер Пимлотт. – Она очень острая.

– А эта? – Я указал на другой инструмент, который он при мне ни разу не использовал.

Мистер Пимлотт поднял глаза.

– Эта? Ну, это мой выкопочный нож.

– А что вы им делаете?

Он долго смотрел на меня молча.

– Ну, сорняки выкапываю.

Ободренный этим ответом, я оглядел следы его работы.

– А зачем вы выкопали это дерево? – вопросил я, указывая на грушу, которая лежала на земле с безжалостно выставленными на обозрение корнями.

– В нем гниль завелась.

– Гниль, – повторил я. Это было интересное новое слово, и я произнес его несколько раз, чтобы как следует посмаковать. – Что такое гниль?

– Болезнь такая у деревьев. У людей тоже. Разъедает и тех и других изнутри.

Внезапно он разинул рот, показывая несколько почерневших обломков – остатки зубов, и издал хриплый звук, который я принял за смешок.

– Но на вид оно хорошее. Стыдно вроде бы его уби-ать.

– Все, что состарилось или заболело, нужно выбрасывать или убивать. А у кого, как не у меня, есть такое право – выкапывать деревья?

– Почему у вас, мистер Пимлотт? Это ведь дерево моей матери?

Он отвернулся и через плечо выговорил самый длинный ответ, какой я когда-либо от него слышал:

– Хотите знать почему? Потому что это я его посадил, вот почему. За десять лет до того, как ваша мать здесь по-явилась, а о вас и речь не ведется. Что вы думаете? Оно само по себе выросло? Все в этом мире нужно сначала сажать. А потом выращивать. Вас вот миссис Биссетт выращивает. То есть ей надо бы заниматься своим делом, а не сплетничать и пакостить и позволять вам отрывать от дела людей, у которых, не в пример ей, невпроворот работы.

Когда он закончил, я минуту-две помолчал, но потом меня снова одолело любопытство:

– Эта яма – чтобы похоронить в ней дерево?

Мистер Пимлотт мотнул головой.

– Вы хотите посадить другое?

– Нет. Если уж вам приспичило знать, она чтобы поймать Старину Кроторыла.

– Вы хотели сказать «крота», мистер Пимлотт. Так правильно говорят.

– Что я хотел, то и сказал.

– А почему вы его ловите, мистер Пимлотт?

– А потому, что он роется на лужайке вашей матери, а она мне платит, чтобы я держал лужайку в порядке. Он не признает никаких тебе правов собственности, этот Старина Кроторыл. А потому его надобно убить.

– Но это несправедливо.

– Несправедливо, мастер Джон? – Он обернулся и смерил меня пристальным взглядом. – Когда он является и за здорово живешь хапает столько навозных червей, сколько ему вздумается?

Я тут же заметил ошибку в его доводе.

– А нам черви не нужны.

– Не нужны? Ну да, конечно. Но еще вам не нужно, чтобы кто ни попадя нахально накладывал на них лапу, – это ведь ваши черви.

Я задумался, так как не сомневался, что ответ непременно найдется, но садовник, не дожидаясь, продолжил:

– Ну ладно, как бы там ни было, он наловил достаточно червей, а теперь я поймаю его: у него есть кое-что мне нужное, и если исхитрюсь, я это от него получу. Так уж мир устроен: или ты съешь, или тебя съедят.

– Значит, вы выроете яму, он туда свалится и попадет к вам в руки?

Мистер Пимлотт состроил гримасу.

– Только не он. Он чересчур для этого хитер. Он ведь живет под землей, так? В ямах он знает толк, вроде как я в растениях или миссис Биссетт в чужих делах. Нет-нет, надобно так скумекать, чтобы захватить Старину Кроторыла, когда он спит.

– Как же вы это сделаете, мистер Пимлотт?

– Есть только один способ: устроить так, чтобы он сам попался. – Он указал на яму: – Видите, это одна из его нор, здесь он не будет ждать ничего худого. Я вырою внутри глубокую яму – для того и нужна эта самая кротовая лопата, – а на дно положу ловушку с пружиной и прикрою листьями и землей. И если смастачу ловко, то Старина Кроторыл явится за навозными червями, и ловушка ухватит его за лапу, а то и за морду. Тогда он у меня сделается портняжкой и скроит мне новую одежку.