– Ну-ну, не будем зря терять время. Мы с вашим сыном уже подружились, и он рассказал мне о мистере Сансью и о своем дяде Марти – то есть мистере Мартине Фортисквинсе.

Сокрушенная этими разоблачениями, матушка снова села на софу и закрыла лицо руками. Затем опустила руки и устало, с глубоким упреком взглянула на меня:

– Джонни! Ты не должен был с ним разговаривать. Ты ведь знаешь, тебе нельзя разговаривать с чужими людьми.

– Но я думал, он тебя знает. Я всего-то и сказал…

– Хватит, Джонни, помолчи. Мистер Барбеллион, я ждала чего-то подобного уже долгое время. Я догадывалась, что мой враг меня нашел, но скажите – как?

Я ужаснулся, поймав на себе его взгляд – взгляд тайного сообщника, как мне показалось. Экономка в Хафеме! Только бы он промолчал!

– Это неважно. Но не нужно драматизировать обстановку, называя моего клиента врагом. Я не хочу ничего дурного, мне поручено предложить вам за документ тысячу пятьсот фунтов.

– Я не собираюсь его продавать. Мне известно, зачем он понадобился вашему клиенту и как это отразится на моем сыне и на мне.

– Вы ошибаетесь. Моему нанимателю небезразличны ваши интересы и интересы ребенка. В самом деле, у него есть к вам еще одно предложение: он желает взять у вас ребенка и за свой счет дать ему образование.

– Нет, – вскричала матушка, хватая меня за руку, – этого-то я всегда и боялась. Немедленно покиньте мой дом.

Посетитель нахмурился.

– Мадам, я не привык к такому обращению.

Нарядное белье, цепочки и брелоки взывали, на мой взгляд, к большему уважению.

– Мама, нельзя быть такой невежливой.

– Помолчи, Джонни. Ты не понимаешь.

Мистер Барбеллион встал и направился к двери. На пороге он сказал:

– Думаю, вам придется горько пожалеть о вашем нынешнем поведении.

– Видишь, Джонни? Он мне угрожает!

Мистер Барбеллион пожал плечами и презрительно фыркнул. Тут же появилась Биссетт (она, видно, топталась в коридоре) с его шляпой, тростью и рединготом.

С мимолетным поклоном он проговорил:

– Всего хорошего. Ваша замечательная служанка меня проводит.

Дверь за ним закрылась, мы с матушкой испуганно уставились друг на друга.

Немного помолчав, она воскликнула:

– Значит, теперь ему известно, где я!

– Кому?

Словно только что меня заметив, она спросила:

– Мистер Барбеллион еще не ушел? – Ясно было, что нет: из холла доносились голоса. – Пока он не уйдет, я не почувствую себя в безопасности. Безопасность! О безопасности нам теперь придется забыть. Как же мне не пришло в голову сказать, что я его уничтожила, ведь я уже думала так поступить!

– Мама, – отчаянно взмолился я, – пожалуйста, скажи, что это все значит.

– Что он там внушает Биссетт? Слушай!

Тут со стуком захлопнулась парадная дверь. Я подошел к окну и выглянул.

– Спускается по ступеням, – доложил я.

– Слава богу!

– Расскажи. Что за опасность нам грозит?

– Ничто нам не грозит, Джонни. – Взгляд ее растерянно блуждал.

– Ты говорила ему, что мы в опасности! – Матушка отвернулась, словно бы терзаемая мукой, я почувствовал себя так, будто вонзил в нее клинок, но ранил при этом и себя самого. – И что-то не так с нашей фамилией, правда? Что?

Она мотнула головой.

– Ты должна мне признаться.

– Ничего я не скажу. Тебе нельзя доверять.

– Это неправда!

– Правда. Ты рассказал ему, что мы знаем дядю Марти. Если бы не ты, я могла бы это отрицать.

Сознание, что ей известны не все мои провинности, заставило меня тем больше обидеться:

– Это нечестно! Ненавижу тебя!

– Не смей так со мной разговаривать!

– Ненавижу тебя, не хочу, чтобы ты была моей ма-терью!

Я вылетел из комнаты. Ослепленный слезами, едва разбирая дорогу, я добрался до своей постели, рухнул в нее и зарыдал. Я молотил кулаком подушку, а перед глазами у меня стояло лицо матери. Так оно и было, я действительно ее ненавидел. Ненавидел за то, что она так испугалась мистера Барбеллиона, что была такой несчастной. Не спущусь к чаю, пусть знает: я не шутил!