Она дрожала под своим тонким красным плащом.

– Ленивый этот восточный ветер: не облетает тебя, а забирается внутрь.

– Дурочка, нужно теплее одеваться, – заметил я.

В теплом верхнем сюртуке из мериносовой шерсти я не боялся замерзнуть, а кроме того, знал, что, когда вернусь, миссис Белфлауэр подаст мне с пылу с жару пряный кекс с коринкой и изюмом и дюжину рождественских пирожков. Праздник был уже не за горами, и на дверях многих домиков красовались ветви остролиста и падуба, а в окнах – высокие восковые свечи, пока что не зажженные.

На подходе к церкви Сьюки сказала:

– Перейдем-ка на ту сторону, мастер Джонни, не нравится мне в это время года ходить мимо кладбища.

– Почему? – спросил я.

– А вы разве не знаете, что за день сегодня? – Сьюки обратила ко мне тревожно округлившиеся глаза. – Канун святого Фомы!

– А что это значит, Сьюки?

– Это день, когда по земле гуляют привидения.

– Что такое привидение?

– А то вы не знаете? В этот день встают духи умерших и разыскивают живых, кому назначено за год умереть. – Я вздрогнул и схватил ее за руку. – Если вы увидите привидение, значит, или вы скоро умрете, или кто-нибудь из ваших близких.

Мы ускорили шаг и миновали кладбище, не осмеливаясь поднять глаза. Вскоре мы поравнялись с «Розой и Крабом», и я был удивлен, увидев у дверей нарядный фаэтон с упряжкой.

– Слушай, Эймос, – внезапно обратилась Сьюки к мальчику приблизительно моего возраста. Я сперва его не заметил, потому что он стоял между двух лошадей, держа поводья. – Что ты делаешь?

– Джентльмен попросил меня приглядеть за лошадьми, а сам пошел искать церковного клерка, – отвечал Эймос.

– Кто он такой? – поинтересовалась Сьюки.

– Знать не знаю. Он не отсюда. Обещал, даст мне пенни.

– Только принеси его домой, – сказала Сьюки. – А если поторопишься, найдешь там что-то хорошенькое.

– Мне нужно будет сперва набрать растопки на общинной земле, – помотал головой мальчик. – Скажи мамаше, я припозднюсь.

– Хорошо, – кивнула его сестра, и мы пошли дальше. У дома Сьюки поглядела на меня с сомнением и сказала: – День слишком холодный, чтобы стоять снаружи. Пойдемте лучше внутрь.

– Если ты беспокоишься из-за тех мальчишек, то я их не боюсь. Пристанут опять, я тоже буду кидаться в них камнями.

– Нет, мастер Джонни, – настаивала Сьюки, – придется вам все же войти. Я никогда себе не прощу, коли вы подхватите простуду.

Она сдвинула в сторону дверь (не на петлях), и я последовал за нею через низкий проем. Несколько мгновений я ничего не видел в темноте, а когда вдохнул, в ноздри мне хлынула смесь едкого дыма и зловония, какое бывает в звериной норе. Моих рук касались чьи-то липкие ладони, к бокам прижимались теплые тела; я было испугался, но тут мои глаза привыкли к сумраку, и я разглядел, что напала на меня всего лишь стайка маленьких полуголых ребятишек. Они теснились вокруг меня и Сьюки, залезали ей в карманы, а она с улыбкой их отталкивала. Полутьма в комнате объяснялась тем, что два крохотных окошка – не более чем дырки в растрескавшейся от старости фахверковой стене – были заткнуты тряпками, и еще тем, что дым от очага, где тлели сухие лепешки навоза, шел обратно в жилое помещение.

– Пошли прочь. – Сьюки схватила одного из малышей и отцепила его пальцы от моего сюртука. – Оставьте молодого джентльмена в покое.

– Где оно, Сьюки? – захныкали дети. – Что ты нам принесла? Где оно?

– Сейчас-сейчас. – Она взглянула на меня. – Из-за вас нам повернуться негде.

Она взяла меня за руку и подвела к очагу. Тут нам навстречу шагнула, прихрамывая, старая женщина, которую я раньше не заметил.