— Работа на станции сложна, но отлично оплачиваема, и отпуска порой длятся по сезону. О своих гражданах мы заботимся. А вот содержать ораву жадных разленившихся беженцев мы не имеем желания!

— Значит, ты сгустил краски, чтобы я поступила! Лгун! Цвин рогатый!

— Что тебя так злит? То, что я заставил твои мозги, разнеженные бездельем, заработать? Или то, что я подсказал тебе, где ты сможешь применить с пользой все свои качества? Или, может быть, то, что я вижу, кем ты являешься, а не то, кем хочешь казаться?

— Я не хочу с тобой говорить! Оставь меня в покое, Малейв!

— Я уйду, но покоя не будет, Нина, ни у тебя, ни у меня. Энергетическая связь себя проявит. Отношения между нами начались, хочешь ты этого или нет.

— Как начались, так и закончатся! Я не хочу с тобой никаких отношений!

Так мы и стояли напротив друг друга, одинаково заведенные, но отнюдь не в хорошем смысле, пока на моем инфобраслете не высветился символ «зерна». Ли стрельнул взглядом на символ и проговорил с деланым равнодушием:

— Иди. Тебя ждут.

И я ушла, радуясь так кстати подвернувшемуся поводу.

6. Глава 6

На браслете высветились место и время, к которому следует явиться на инициацию, но я была неспособна думать ни о чем, кроме Малейва. Добежав до парка, я плюхнулась на скамейку; меня колотило.

Чертов центаврианин, хоть бы его сожрали рептилоиды! Разглядел, что энергия у меня поменялась, стала «вкусной», и сразу про постель заговорил, да и энергетическую связь, наверное, сам создал, чтобы проще было мной управлять. Еще, видимо, я нужна ему, чтобы дяде подгадить, к которому он явно симпатии не питает…

Поддавшись новой вспышке злости, я соскочила со скамьи; распущенные волосы упали на лицо, и я начала ожесточенно собирать их в узел. Волосы, кстати, изрядно отросли, да и выпрямились, не получая ежесезонной обработки составами для завивки. Пыхтя, я сделала узел, но он быстро развалился; эта маленькая неудача вызвала у меня еще и раздражение.

— Гад! — вскрикнула я и пнула ни в чем не повинную скамью.

— Прекратить!

Я перевела взгляд и с ужасом опознала в кустах аккурат за скамьей Солда. Судя по тому, как суетливо мужчина поправлял ремень, в кустах он справлял малую нужду. Выйдя из кустов, лейтенант осмотрел скамью – не сломала ли я ее? – и сурово уставился на меня.

— Зачем ты пнула скамью, Ветрова?

— Я отрабатывала удар, товарищ лейтенант, — сориентировалась я.

— На скамье?

— Да, на скамье.

Солд сложил руки на груди и тщательно меня осмотрел – точно так, как минутой раньше скамью. Судя по тому, как блеснули глаза орионца, он нашел немало поводов ко мне придраться, начиная с распущенных волос (запрещено!), заканчивая пылающим лицом. Но спросил почему-то о другом:

— Ты скамью «гадом» называешь?

— Это запрещено Уставом?

— Нет. А вот портить имущество отеля – запрещено.

— Как и ходить в туалет в кусты, товарищ лейтенант.

— Что ты себе позволяешь, Ветрова? — прищурившись спросил Солд.

— Ничего, товарищ лейтенант.

— Ничего-о-о? — протянул он насмешливо. — Да пожалуй, ничего. Разве что шляться по парку и портить скамьи в то время, когда нужно быть на инициации; трясти волосами, хотя по Уставу они должны быть собраны; пререкаться со старшими по званию… Ты здесь не на курорте, Ветрова! И, раз уж тебе выпало счастьепроходить здесь практику, я заставлю тебя соответствовать!

Отчитал он меня, как полагается, чтобы не забыла, кто тут матерый волк, а кто – собачонка без права тявкать на старших. Только на меня это впечатления не произвело.

— Позвольте обратиться, товарищ лейтенант, — сказала я, выбрав самый свой безэмоциональный тон.