– По нашим данным, в деле может быть замешано руководство города. И не исключено – милицейское в том числе. Потому мы и здесь. Чтобы, так сказать, не позволить волку стеречь овец.

Я хмыкнул и кольнул:

– Красиво сказано. А если волк – это вы?

– Тогда уж я, скорее – пастух, – спокойно ответил он.

Мы обменялись взглядами. Долгими. С виду два вежливых собеседника, внутри – каждый готов к атаке.

– Насколько я понимаю, выбора у меня нет… – сказал я, перебирая пальцами листок с межведомственным приказом. – Ну, хорошо. Будем работать вместе. Но до приезда остальных члленов группы и её руководителя Горохова – каждый по-своему. Нас двое, и формально приказом старший в отсутствии Никиты Егоровича не обозначен. Получается, что мы оба старшие, так?

– Наверное, – не стал пока спорить тот.

– Ну, тогда будем работать каждый по своему плану.

– Конечно, – нехотя кивнул Орлов, ему явно не понравилось такое предложение, ведь он рассчитывал идти бок о бок со мной, понять бы еще, зачем. – Главное – не наступать друг другу на ноги.

– А если наступим?

– Тогда будем извиняться. Или… объяснять.

Он повернулся, будто собрался уходить, но вдруг остановился и произнёс:

– Кстати, архив местный, говорят, сгорел. Не правда ли, удобно?

Я только кивнул – будто и мне тоже удобно, хотя я-то по другую сторону баррикад, а этот всю милицию под одну гребенку.

Орлов ушёл. За ним тянулся тонкий след одеколона – дорогого, но безликого и непонятного, как вся его деятельность.

А я остался один, присел, провёл пальцем по строкам приказа, задумался, вчитываясь в витиеватые формулировки. Если уж комитетчики сунули нос, значит, в этом озере прячется что-то куда большее, чем просто тёмная вода.

И где-то в глубине души я уже знал – с Орловым придётся идти до конца. Только вот до какого? Ну-у… мне не привыкать… однажды я и убил следователя прокуратуры. За дело, конечно.

Я решил навестить гражданку Краснову – ту самую учительницу, из-за которой, собственно, и закрутился весь этот клубок. Вернее, благодаря Надежде Ивановне мы вообще о нём узнали.

– Вот её домашний адрес, – деловито сообщила в школе тётка в строгом костюме с массивной брошью на лацкане. Завуч, видимо. – Но дома вы её не застанете.

– Почему?

Тётка хмыкнула и подбоченилась.

– Сейчас каникулы, отпуск. А она, вместо санатория или юга, всё лето в пыльном музее да в архивах торчит. Такая у нас учитель истории – краевед-любитель. Даже на полставки туда устроилась, чтоб под неё расписание подгоняли, как ей удобно. Совсем ни стыда, ни совести, – добавила та с обидой, как будто Краснова испортила ей жизнь.

Музей краеведения города Нижний Лесовск прятался в старом купеческом особняке – обшарпанном, посеревшем от времени, но всё ещё пытавшемся держать спину.

Я вошел внутрь. Под стеклом – бронзовые наконечники стрел, облупленные ножи, кости, бусины. В углу чучело облезлого волка с мутными глазами, устремлёнными в вечность. Всё – как положено в провинциальном музее, время здесь зависло.

Прошёл по скрипучим коридорам, а мои шаги будто шли за мной же – отдавались гулким эхом, как в полупустом театре. Администраторша с жуткой химией на голове на мой вопрос ткнула пальцем:

– Левое крыло. Там и сидит, как обычно.

Дверь в кабинет Красновой была приоткрыта. Я постучал и вошёл.

Комната напоминала логово архивной крысы. Стопки жёлтых бумаг, ящики с надписями «Фонд № 3», «Копии актов за 1957», тут же какая-то большая старая бумага, наверное, карта города, свернутая в рулон и зажатая резинкой. На подоконнике – герань в банке из-под сгущёнки, полуувядшая, но цепляющийся за жизнь и лучик солнышка, что пытался пробиться сквозь плотные занавески в мрачноватое архивное царство.