– Рад знакомству, – коротко ответил я.

– О, дорогой, позвольте, я вас угощу! – махая руками, воскликнул Шамба, метнулся к мангалу, подцепил шампур с дымящимся мясом и ловко переложил его на тарелку. – Ух! Палчик аближи-ишь! – воскликнул он, нарочито смакуя акцент, хотя говорил по-русски чётко, как диктор по «Маяку». – Сам жарил! Барашек – свежайший! Вчера ещё по поляне бегал, а сегодня – нам на знакомство!

Как-то слишком торжественно элита города приняла мой приезд, не ожидал. За столом снова раздался смех, одобрительный гул, кто-то уже поднимал рюмку.

Я кивнул, взял тарелку и молча уселся за общий стол, рядом с начальником милиции Бобырёвым. Видимо, мне специально оставили место возле коллеги – чтобы, как говорится, рядом посидели и пригляделись друг к другу.

Подполковник повернул ко мне своё круглое, немного взмокшее лицо.

– Андрей Григорьевич, – сказал он, протягивая руку, – рад лично познакомиться. Давно про вас слышал… Теперь, значит, вместе поработаем. Или, как минимум, выпьем за встречу.

– И выпьем, и поработаем, – сказал я, пожимая его пухловатую, тоже чуть влажную ладонь. Рука была мягкая, как тесто, и я сразу понял: этот из тех, кто легко перетечёт из одной власти в другую, кто завтра первым перекрасится, если запахнет жареным. Подстроится под кого угодно, лишь бы самому остаться на плаву.

– Насчёт последнего не беспокойтесь, – заулыбался Бобырев, откинувшись на спинку лавки. – Краснова, учительница местная, как всегда, паники нагнала. Никто у нас не исчезает, и тем более – не убивает. Это я вам как руководитель местных органов внутренних дел заявляю. Маньяков у нас нет. Отдыхайте спокойно. Тут, как говорится, максимум – самогон да семейные разборки.

Кто-то ещё протянул мне руку, представился, что-то сказал, но я не запомнил. Не привык я к таким вот светским раутам, где каждый тебе улыбается. Обычно, если проверяющего сразу с дороги тащат в баньку или за стол – значит, есть что скрывать. Посмотрим, что здесь за радушие такое вдруг прорезалось.

Тем временем Шамба уже рассказывал анекдот:

– Слушай, слушай, брат! Старушка в гастрономе продавцу:

– У вас есть сервелат?

– Нет!

– А краковская?

– Нет!

– А брауншвейгская?

– Ну и память у тебя, бабка!

Стол покатился от смеха. Шамба сам хохотал, от души, хлопая себя по колену, потом уже махал кому-то рукой, командуя на разливе.

Рюмки терялись между тарелками и блюдцами. На столе – полный парад закусок: малосольные огурчики, золотистые грибочки, сало с мясной прослойкой, сёмга слабого посола, нарезки колбасные, сыр, зелень, хруст, запахи – аж в нос ударяло.

– Попробуйте! – Даур Вахтангович сам плеснул мне до краёв из пузатой бутылки. – Это чача, моя родина передавала!

Он встал и поднял рюмку.

– Дорогие товарищи! Сегодня у нас праздник! Во-первых – уважаемый майор Петров из самой Москвы пожаловал к нам! А во-вторых – наш комбинат вступает в новую эру хозрасчёта. Теперь можем работать эффективнее, и, иншаллах, принесём больше пользы нашему городу!

– И себе в карман! – хихикнул кто-то сбоку, вызвав волну гогота.

– Ну-ну, товарищи, – развёл руками Шамба, будто и не слышал. – Всё для народа, как говорится!

– За народ! – поднял рюмку Бобырев.

– За народ! – вторили остальные.

Я поднял рюмку, глядя на эти довольные лица. Тост был правильный. Но в их устах звучал он… странно. Слишком легко, слишком привычно. Как слова, которыми без лишних сомнений прикрываются, когда душа молчит.

– А знаете ли вы, что сказал Горбачёв на последнем заседании Политбюро? – подал голос прокурор, рыжеватый мужик с усами и лукавым взглядом.