Такое чувство, будто у него – раздвоение личности, отвечаю. Будто внутри этого странного деда борются два разных человека. Один – хороший, а второй – мудак и садист.

Куратор резко обернулся к двери, о которую кто-то отчаянно долбился лбом или какой-то другой частью тела. По крайней мере, ощущение было именно такое. А затем, выхватив из-под жилета пистолет, шагнул в сторону выхода.

Надо же… Все серьёзно. Он даже оружие при себе имеет.

– Was ist los?! Wer ist da?! (Что случилось?! Кто там?!) – крикнул он громко.

Почти сразу же в дверь начали ломиться с утроенной силой. Раздался треск дерева и громкий приказ на немецком:

– Gestapo! Aufmachen! Sofort! (Гестапо! Открыть! Немедленно!)

Куратор отреагировал, прямо скажем, негативно. Расстроился вроде как. Он отшатнулся, сделал несколько шагов назад и поднял пистолет, целясь в тех кто вот-вот должен был появиться на пороге.

Раздался еще один мощный удар. Дверь, выбитая тяжелым ботинком или каким-то подручным средством, сорвалась с одной петли и повисла, открывая проход.

В проеме, в клубах пыли, резко контрастируя с тусклым светом помещения, появились люди в черных мундирах. Фуражка с орлом и свастикой у того, кто шел впереди, на остальных – стальные каски.

Ну да, реально Гестапо. Причём, возникло такое ощущение, будто меня их появление удивило гораздо больше, чем Куратора. Хотя он очень активно пытался изображать агрессию. В том и суть. Агрессию! А должен был удивиться.

Гестаповцев было не меньше четырех. Это те, кого я мог видеть. Но есть подозрение, за их спинами притаились еще парочка человек. Все они были вооружённый до зубов.

– Hände hoch! Waffe weg! (Руки вверх! Бросить оружие!) – рявкнул один из немцев, похоже, офицер. Он, как раз, оказался впереди.

Куратор на секунду замер, видимо, решая, стоит ли сопротивляться. Но против четверых вооруженных гестаповцев в тесном подвале у него не было шансов. С ненавистью глянув на фашистов, он медленно опустил пистолет и положил его на пол, поднимая руки, чем поразил меня до глубины души.

Очевидно, дед не имеет отношения к Гестапо. К Абверу – скорее всего тоже. Соответственно, когда эти люди в черном его заберут, вряд ли у них будет намерение подружиться. На месте «пенсионера» было бы более логично пустить себе пулю в лоб. Короткая и быстрая смерть всяко лучше долгих и мучительных пыток.

Двое вояк из компании моих очень неожиданных спасителей тут же подскочили к нему, жестко выкрутили руки за спину и защелкнули наручники. Офицер, не теряя времени даром, быстро подобрал пистолет.

Этот командир черных солдатиков выглядел как настоящий ариец – высокий, широкоплечий, с холодными светлыми глазами и шрамом на щеке. Он подошел ко мне, окинул меня быстрым, оценивающим взглядом.

– Алексей Витцке? – спросил он по-немецки, но с легким акцентом, возможно, австрийским.

Я кивнул, все еще не в силах прийти в себя от внезапной смены сюжета.

Офицер небрежно махнул рукой, подзывая своих людей, один из которых моментально перерезал веревки на моих руках и ногах. Я с трудом поднялся, разминая затекшие, горящие конечности.

– Sie kommen mit uns. (Вы пойдете с нами), – безразличным тоном произнес чертов ариец. И это был не вопрос, а приказ.

Он повернулся к подчиненным, указав на обезоруженного Куратора:

– Nehmt ihn mit. Zur Prinz-Albrecht-Straße. Er wird dort sicher viel zu erzählen haben. (Взять его. На Принц-Альбрехт-штрассе. Ему там наверняка будет что рассказать).

Поездка до штаб-квартиры Гестапо прошла в гнетущей тишине, что, в общем-то, неудивительно. Не то это место, куда люди едут с песнями и плясками.