***

В день похорон Августа встала затемно, десятки раз отрепетировала каждое слово, каждое движение. Она изнывала от нетерпения. Казалось, все двигались словно сонные мухи. Как же трудно было скрывать волнение, старательно пережевывать пищу, делать вид, будто Августа никуда не торопится.

Она предвидела, что Захария отправится с ней на кладбище, поэтому его слова не стали сюрпризом. Разумеется, они перенесутся порталом. Не трястись же много часов в экипаже! Да и после трагического происшествия любая долго обходила бы карету стороной, шарахалась от лошадей.

Августа не меньше часа проторчала перед зеркалом. Траурным нарядом занималась Марта, и если прежде не имело большого значения, достаточно ли плотная вуаль, элегантно ли платье, то теперь она придирчиво выверяла каждую мелочь. Повторно произвести первое впечатление невозможно. Это верно как в отношении матери, так и в случае с Иваром. Августе предстояло угодить обоим, то есть одновременно стать притягательной и незаметной.

На туалетном столике лежал скромный букетик первоцветов. Августа избегала смотреть на них, чтобы не думать об Алисе. Подруга мертва, ей уже ничем не поможешь. Раз так, нужно выкинуть ее из головы.

Наконец, проведя несколько нехитрых манипуляций с платьем, Августа спустилась в холл.

Часы показывали без четверти двенадцать. Похороны начинались в полдень.

Удары сердца раскатами грома будоражили вены.

Сжимая перчатки, Августа второй раз в жизни молилась Темным богам. В первый раз они ее не услышали, отец умер. Пришло время вернуть долг.

Она все продумала. Захария не посмеет устроить скандал, силой увести дочь с кладбища. Прощание с мертвыми — святое. Августа попросит оставить ее наедине со свежей могилой и спокойно дождется Ивара. Разумеется, Захария станет крутиться неподалеку, приглядывать за ней, но кто он и кто Ивар сир Лир! Маркиз не сумеет помешать ему, даже если окажется в трех шагах. Главное, чтобы письмо дошло до адресата. От мысли, что секретарь посчитал его шуткой, выбросил в мусорную корзину, ее бросало в холодный пот.

Августа смутно помнила, как собирались в холле прочие родственники. Кажется, Джиневра отчитывала ее за первоцветы. Мол, полагалось класть исключительно каллы и лилии, в крайнем случае розы. Голоса слились в приглушенный гул. Августа двигалась словно кукла. Мысленно она давно перенеслась на кладбище. Наверное, это и помогло ей безразлично отнестись к открытому Захарией порталу. Прежде Августе доводилось лишь видеть их со стороны.

Кладбище Умайна навевало тоску. Покосившиеся надгробия, вросшие в землю камни без имен. Кое-где вместо памятников и вовсе воткнули палки, на которые повесили масляные фонари. Так хоронили самых бедных, тех, у кого не хватило денег на гроб.

Скрыв лицо под плотной вуалью, Августа под руку с Захарией двигалась по главной аллее вглубь кладбища. Алису собирались хоронить чуть ли не у самой ограды. Ничего, Августа потом позаботится о достойном погребении, перенесет ее прах в семейную усыпальницу.

Скорбную, сгорбленную фигуру женщины она заметила издали и сбилась с шага. Мать. Одна, без сестры. Рядом с ней стоял мужчина в длинной белой одежде — настоятель Светлого лика. Пользуясь тем, что никто не видит, Августа горько усмехнулась. Ну да, мать верила не в Темных богов, поэтому утешал ее не тайрег. Сама Августа, по правде, не верила ни в кого. Так, в университете от сокурсников научилась темным клятвам.

— Ты уверена? — Почувствовав, как задрожала ее рука, Захария остановился. — Еще не поздно уйти.