Будь ты проклят, Бекетов.

Я выполняю процедуру, не свалившись, как он прогнозировал!

— Умница, — скупо хвалит, когда я умываю руки. 

Я сильно покраснела от смущения, настолько сильного, что даже слабость отступает на второй план. 

— Готова?

— К чему? — спрашиваю. 

— Одеться, — едва уловимо гладит меня по щеке. — Тебе нравится щеголять передо мной голой. Или почти голой…

Бекетов первым выходит из ванной комнаты, однако он постоянно держит меня в поле зрения своего взгляда. 

Не собирается упускать из вида. 

— Твоя прошлая одежда здесь, — указывает кивком на картонный пакет, приютившийся у кровати. — Но там мало. 

Вытряхиваю содержимое. 

На пол летят крошечные кружевные трусики. Новые, с этикеткой. 

— Это не мои трусики! Где моя одежда? Сорочка, пеньюар, чулочки…

— Наверное, выбросили. Надевай трусики. 

В ответ я прикрываю грудь руками, словно только вспомнив, что на мне надета лишь полупрозрачная и короткая сорочка!

Одежда для шлюхи!

— Я ни за что не выйду из комнаты голой! И в том, что на мне сейчас надето, тоже не пойду!

— Надевай трусики, Анна-Мария, — тяжело вздыхает мужчина. —  Я могу попросить хозяина борделя найти тебе одежду. Но не хочу находиться здесь больше ни одной секунды. 

— Но я…

— Я пожертвую тебе свой пиджак. 

— Ого… Какой ты щедрый. 

— Оживаешь, Проблема. Начинаешь язвить. Поторопимся. Только перед выходом из комнаты мне придётся закрыть тебе глаза повязкой. Таковы правила. 

— И ты им подчиняешься?

— Увы. Представь, как меня это злит? — рыкает. 

— Ты пошёл на такие жертвы ради меня, — выдыхаю, натянув трусики и укутавшись в мужской пиджак. 

Он скрывает всё от глаз посторонних. наполнен теплом и приятным мужским запахом. Мне в нём уютно, хоть он безразмерно велик. 

— Ради тебя? Нет, Проблема. Я здесь не ради тебя.  У меня здесь были свои дела. А ты… просто под руку повернулась! — убивает признанием. 

Я замираю без движения. 

Даже не знаю, из-за чего мне стоит беспокоиться больше: что Бекетову на меня плевать или что у него дела в элитном, закрытом борделе?!

Бекетов выводит меня из комнаты. Я ничего не вижу, но всё слышу. Впрочем, по тем звукам, что доносились до моего слуха, многого понять не получится. Шепотки, лязганье замком, треньканье лифта. 

Гораздо больше мне говорят другие ощущения: холодок, скользнувший по ногам. 

— Обхвати меня за шею, — командует мужчина и легко поднимает меня, унося прочь на руках.

— Ты забираешь меня из этого ужасного места навсегда? 

Я доверительно прижимаюсь к мощной широкой груди, наслаждаясь звуком гулкого биения сердца и запахом мужского тела.

— Если только ты не попросишь вернуть тебя обратно. 

Бекетов отвечает в своей привычной манере, с густой усмешкой, проникнутой иронией. Я настолько сильно выжата, что не могу сходу придумать остроумный ответ, а через миг понимаю, что не хочу ёрничать. 

На меня волнами накатывает запоздалое понимание того, что именно произошло со мной. Целые сутки, проведённые в страхе, на приливе адреналина… Я не сошла с ума и не скатилась в истерику, держалась, как могла. 

Однако теперь мой организм даёт слабину. Я начинаю плакать.  

— Не стоит солить мне рубашку, Анна-Мария. В бордель я тебя не сдам, — успокаивает. 

Бекетов останавливается на парковке возле чёрного седана и кликает по кнопке автомобильного пульта.

— На заднее или в багажник? 

Это шутка, наверное. Но у меня нет сил шутить. Я ничего не отвечаю.

Бекетов выбирает сам, бережно расположив меня на заднем сиденье. На миг наклоняется и касается губами щеки. 

— Я буду ехать быстро, но ровно. Можешь поспать.