Причем слова – тоже в некоторой степени символы. Значение отлично от бытия. Это отличает современное рациональное мышление.

Мифологическое же мышление не разделяет значения и бытия. Способна ли наука постичь миф? Миф в своей сущности не теоретичен. Он игнорирует фундаментальные категории мышления. Это усложняет исследования мифа. С античных времен в исследовании мифа существует аллегорическое (рациональное) истолкование мифа. Кассирер называет эти попытки стремлением интеллектуализировать миф. Это невозможно, т. к. реальный субъект мифа – это не субстрат мысли, а субстрат чувства. Но миф не лишен смысла. Внутренняя связанность мифа больше зависит от чувств, чем от разума.

Наука аналитична, она стремится классифицировать и систематизировать, миф же синтетичен, он не сводим ни к одному другому феномену. Исследовать миф должна особая дисциплина – критическая феноменология мифологического сознания.

С магическим мировоззрением мифа связана первая из нескольких функций символа – экспрессивная. Ее главная особенность – отсутствие различий между образом и вещью, знаком и тем, что он обозначает. В рамках этой же функции возникает искусство. Вторая функция символа – репрезентация (представление). Происходит разделение между конкретным временным восприятием и его т. н. объектификацией, т. е. отчуждением от ситуации и обобщением. На этом этапе происходит переход от образа к языку.

Третья функция – чистое значение. Эта функция формируется в процессе познания, прежде всего научного. Здесь полагается дистанция между чувственно-воспринимаемым миром и миром как познавательной конструкцией.

Во второй половине XIX в. происходит поворот к чисто эмпирической науке, к индуктивному методу наук о культуре и о духе. С помощью общих законов природы объясняют все явления культуры. Это своего рода теоретическая биология. Наиболее ярко это направление представлено во французской философии. Вдохновителем позитивизма становится социолог О. Конт.

Такому взгляду присуща строго детерминистская картина мира, где во всех областях реальности господствуют строгие причинно-следственные связи. Так позитивисты вновь упраздняют принципиальное различие между природой и культурой через материализацию культуры (а не через спиритуализацию природы, как романтики).

Поэтому науки о культуре в представлении позитивистов должны руководствоваться естественными науками и методами.

Шарль Сентбеф, Ипполит Тэн разработали жесткую схему, которая, по их мнению, должна стать основой любого историко-культурного исследования. Для достижения наибольшей объективности в исследовании необходимо раскрыть три условия: расу, среду, исторический момент. Сочетание этих условия составляет основу всяких культурных явлений. Методика исследования должна включать в качестве необходимых элементов, во-первых, сбор отдельных фактов, во-вторых, выявление сил, их породивших. Обе части должны быть действительны, а не трансцендентны и метафизичны. Эти силы должны совпадать с физическими (отсюда «физикалистский» подход). Философия не должна оценивать, а лишь объяснять факты, вроде ботаники. Познание относится не к фактам как таковым, а к их причинным связям, поэтому не важно, каков предмет исследования. Все, что происходит в культуре, вытекает из условий природы и действует по законам природы.

Проблемы культуры нашли отражение также и в трудах отечественных философов. Как правило, их исследования сосредоточивались на решении вопроса о судьбе России, специфике ее культуры по сравнению с культурой западноевропейских стран. Взгляды на культуру России осмыслялись в рамках двух во многом противостоящих друг другу течений – славянофильства и западничества. Славянофилы опирались на традицию русской православной церкви, отрицая установку католицизма и западной культуры в целом на разум, рациональность. Россия, по их мнению, должна учиться у Запада, но только преодолев узкий западный рационализм и нагрузив его православными ценностями.