Говоря о вкладе Гёте в развитие проблематики типологии, следует обратить внимание, что она была связана не с проблематикой дисконтинуальности, но с проблематикой архетипичности, истоки которой уходят средневековую традицию переосмысления типологии. И это соответствовало фундаментальным установкам органицизма, который формировался как целостное мировоззрение. Взгляд на мир как целостный организм связывался не с дисконтинуальной метафизической структурой, но с идеей «внутренней формы» (Gestalt’а), своеобразным архетипом, который в органицизме реализуется в несхожих внешне, но родственных внутренне индивидуальных проявлениях.

Исходя из понятия организма, Гёте мыслил всю Вселенную. Соответственно его типологический метод и связанный с ним генетический способ рассмотрения природы мыслились как универсальные. Такой архетип и телеологическое восхождение в свой предел, с точки зрения Гёте, без особых трансформаций могли быть применены и к рассмотрению Всемирной истории, объемлющей разнообразные культуры человечества. Такой опыт, по сути, и был совершен И. Г. Гердером в «Идеях к философии истории человечества». На историческом материале он применил гётеанскую идею типологии. Натуралистический историзм Гердера был детерминирован биологическими представлениями о времени. Не сосредотачиваясь на гердеровских «Идеях…», которые оказали заметное влияние на становление гуманитарной мысли XIX в. и потому заслуживают отдельного рассмотрения, отметим, что бесспорные эвристические возможности биологических аналогий в познании гуманитарных объектов имеют и свои границы.

Эвристичность биологических идей в историческом и культурологическом знании вовсе не исключает, но даже предполагает определение границ легитимации применяемых биологических аналогий. И доказательства тому вряд ли нужны – отличия предметов биологии и культурологии все же слишком велики, чтобы могли остаться незамеченными. Время биологическое принципиально отличается от физического уже тем, что оно является необратимым. Таково время и в истории – оно не поворачивает вспять. Но историческое время в отличие от биологического, имеет субъективистские характеристики. Они и сообщают особенности историческому времени. И во многом определяют границы применения биологических аналогий в изучении истории и культуры.

Желая определить границы продуктивности биологических аналогий, оценить результаты в осмыслении культурогенеза, которых удалось добиться натуралистическому историзму, с нашей точки зрения, следует оттолкнуться не столько от мысли Гердера, сколько от современных представлений о взаимосвязи историзма и типологии культур. На пути формирования этих новых представлений об историзме и типологии культур, как мы уже отмечали, важнейший поворот был совершен Ф. Шеллингом, который утвердил представления об истории как самостоятельной реальности наряду с природой. Он во многом открыл путь философии истории и историзму XX в., в котором будут формироваться представления о дисконтинуальной метафизической структуре, позволяющей вопросы типологии культур с методологического уровня вывести на уровень философский. Но сам Шеллинг субстанцию истории еще укоренял в едином. Однако вслед за Э. Кассирером, Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером, Г. Гадамером, мы уже можем помыслить уникальные культуры как суверенные субъекты Всемирной истории на уровне плюрализма метафизических горизонтов. На основе феноменологической концепции времени мы можем внести идею дисконтинуальности в сами основания Всемирной истории. Феноменологическая концепция времени позволяет говорить о дисконтинуальной метафизической структуре и философской типологии культур. Этого, разумеется, еще не могло быть в натуралистическом историзме – даже в варианте органицизма Гёте и Гердера. Культуры хотя и декларировались Гердером как относительно самостоятельные действующие лица Всемирной истории, но они не были укоренены в метафизической структуре истории, которая мыслилась как континуальная. Это становится возможным гораздо позднее, чем Гердер осознает «самоценность» и «самоцельность» каждой культуры, чем романтики провозглашают уникальность культуры и выдвигают вполне эвристическую идею о культурной определенности бытия.