Интересно, что за женщина может вытерпеть такого мужчину? 

17. Глава 17

Тимур

– Что за разговор? – холодно спрашиваю, наблюдая, как Филипп уводит Агату в соседний зал.

– Не при гостях, – отвечает Игнат, оглядываясь по сторонам. Нервозность, боязнь потерять статус.

Мы поднимаемся по мраморной лестнице, сверху все эти разноцветные дорогие одежды кажутся брызгами краски.

– Проходи, будь как дома, – приглашает Игнат, открыв передо мной дверь.

– Мне никогда не будет домом этот пафосный зоопарк.

– Я спишу это на твоё дурное настроение. Филипп неплохо справился с планировкой и дизайном.

Я смотрю Игнату в глаза и не понимаю, притворяется он или нет.

– Ближе к делу, – требую я.

Старик достаёт из бара в стене бутылку виски и два стакана. У меня нет желания распивать с ним алкоголь.

– Ну, как хочешь. Слушай, Тимур, ты знаешь, я всегда относился к тебе как к своему собственному сыну…

– Давай без этого…

– Не перебивай меня, – говорит он с нажимом, стальным голосом, который я так любил копировать в юности. – Я всему тебя обучил: бизнесу, манерам, стилю… Взял грязного мальчишку с улицы, а теперь передо мной стоит мужчина. И за это надо выпить, – дорогой напиток льётся в стакан, окрашивая лёд в благородный цвет, и Игнат делает глоток.

– Ты позвал меня, чтобы хвалиться собой?

– Вот. Об этом я и хотел поговорить. Мальчишку можно вытащить из бедности, но бедность из этого мальчишки не вытащить никогда. В тебе нет нашей породы, нашей крови, называй это как хочешь.

Я уже понял, к чему идёт этот разговор. Перед моими глазами появилось льстивое и наглое лицо Филиппа.

– Я прошу принять мои слова достойно. Конечно, без денег я тебя не оставлю, но все наши общие проекты и то, что я помог тебе заработать, ты должен поделить с Филиппом. Тридцать на семьдесят.

Я молчу. Внутри всё сжимается. Если это шутка, то он перегибает палку, или у него начался старческий маразм.

– Нет, – говорю я и чувствую, как все мышцы напрягаются в готовности защищать своё.

– Тимур, – снисходительно говорит Игнат, и меня передёргивается от этого тона, – ты мне, конечно, немаловажен, но родной сын ближе на инстинктивном уровне. Когда станешь отцом, поймёшь меня: против природы не пойдёшь. Она не позволит. Филипп сейчас делает многое, что бы угодить мне…

– В твою мудрую голову не приходила мысль, что он это делает ради денег? – спрашиваю я, стискивая зубы.

– Ещё одна черта непроходимой бедности. Судить других, вкладывая в них свои черты.

Я почувствовал, как сводит скулы, будто окатили ледяной водой. Для меня, кроме этого сумасшедшего старика в целом мире не было никого, кому бы я мог доверять… до сегодняшнего дня.

– Я сказал. Нет. – отвечаю, сжимая кулаки. Мгновенно уношусь мыслями в прошлое и вижу себя одиноким одиннадцатилетним щенком, запуганным и глупым. Одиноким. Новичок в детском доме, у которого все хотели что-нибудь отнять, а потом избить за то, что не отдавал. И сейчас перед Игнатом, я стоял точно так же, как волк, готовый защищать свою территорию. – Нет.

– Подумай хорошенько, сынок. Ведь мне не составит труда отобрать всё, что тебе дорого.

Галстук сдавливает шею, я сглатываю, и хочется сбросить эту удавку. Но я останавливаю себя, держа руки по швам, изображая солдата, готового к бою. Игнат смотрит на меня сверху вниз, отстранённо и уже по-другому. Была ли раньше в его взгляде отеческая теплота… Может, я себя жестоко обманывал, чтобы был стимул жить дальше?

– Я всё сказал.

Выхожу из его кабинета и медленно спускаюсь по лестнице, переваривая разговор. Каждый шаг отдаётся эхом в голове и заполняет образовавшийся в ней хаос. Спустившись вниз, ищу Агату. Шум голосов сливается в единый гул, к этому примешиваются цвета. Лица расплываются, я отталкиваю безликих кукол от себя, навязчиво пытаясь скорее найти выход.