– Папа! Папа! – услышал знакомый голос. Почувствовал, как в его тело с размаху врезалось другое и ликуя заверещало: – А я смотрю, ты идешь! Папа! Как здорово, что ты приехал! – закричал Егор, улыбаясь во все тридцать два зуба. Агафонов всмотрелся в ликующую розовую от морозца мордашку сына и, притянув ребенка к себе, поднял на руки и закружил, радуясь встрече.

 – А мы на концерт идем. Баста, представляешь! –  Егор, обретя равновесие, махнул рукой в сторону двух девчонок, замерших неподалеку с вафлями и горячим шоколадом.

– Здравствуйте, – первой поздоровалась куколка лет двенадцати. Худая блондинка с длинной косой и в розовой шапке и таком же лыжном костюме.

– Привет, – улыбнулся Агафонов и  перевел взгляд на вторую – в красной куртке и черных штанах – будто статуя замершую с глинтвейном в одной руке и обсыпанной кокосом вафлей – в другой. Ева, твою мать! Агафонов не мог скрыть своей радости и разулыбался как последний дурак. Внимательный взгляд тот час выхватил выбившиеся из-под белой шапки темные пряди, светящиеся весельем глаза, чуть порозовевшие от мороза щеки и алые губы с присохшей белой крошкой. Агафонову захотелось слизнуть прилипшую кокосовую присыпку и накрыть Евины губы своими, провести ладонью по холодным щекам. Притянуть к себе, согреть своим телом… Увезти, унести в теплый дом. Запереть все двери и не отвечать на звонки.

– Привет, – будто эхо, повторила Ева и тут же весело предложила: – У нас есть лишний билет на Басту. Хотите, Михаил Александрович?

Он глянул на смеющееся лицо и кивнул.

– Конечно хочу, Евдокия Вадимовна, – усмехнулся добродушно, пытаясь скрыть внезапно накатившее ликование. И чуть было не брякнул: «С вами везде хочу!», но вовремя сдержался.

– А вы знакомы? – хитренькой лисой оглядела взрослых девчонка в розовом.

– Мы вместе работали, Настя, – пояснила смущаясь Ева, а Агафонов моментально поправил:

– Работаем.

– Ну, папа, ты даешь! Как же я рад, что ты здесь! – все еще не мог прийти в себя Егор и, посмотрев на отца с легким подозрением, добавил: – А я думал, ты укатил в Дурамитовы Альпы, – протянул он, обнимая отца за руку. – Ты же пойдешь с нами на Басту?

– Да был бы последним дураком, Егор, если б туда укатил, – рассмеялся Агафонов. – Зачем ехать в Альпы, если тут и Баста, и склоны, и такая обалденная компания, – улыбнулся он, слегка погладив сына по голове.

– А Зак, папа, где Зак? – азартно осведомился Егор. – Он дома остался?

– Нет, – рассмеялся Агафонов. – Я с ним приехал. Дрыхнет наш зверь…

– Вот, Настя, – обратился маленький дамский угодник к своей спутнице. – Я тебе рассказывал про нашего пса. Он нас завтра на санках покатает…

– Если Зак на Красной Поляне, – усмехнулась Ева, – то популяция птиц значительно уменьшится, – тихо пробормотала она, но Агафонов ее расслышал. Он перевел взгляд на заснеженные часы Ратуши, мельком осмотрел невысокий шпиль и само здание, неуловимо напоминающее вокзал в Сочи, и бодро осведомился:

– Начало концерта когда? Мы не опоздаем, любители рэпа?

– Через десять минут, – охнула Ева и заторопилась к «Роза Холлу».

Агафонов и сам не понял, как его сын и розовая фея вырвались вперед, предоставив взрослым идти сзади.

– Волшебство, – пробурчал себе под нос Агафонов, по-хозяйски беря Еву за руку. Она не воспротивилась даже, а только, улыбнувшись, повернулась к нему:

– Почему волшебство, Миша?

– Тебя встретил в такой толчее, уже и не чаял найти. А ты меня еще и на концерт пригласила…Уж даже не знаю, кому спасибо говорить…

– Никита, это мой брат, должен был пойти с нами. Но у него в Сочи какие-то дела срочные наметились. Вот и умотал за несколько минут до твоего прихода.