В пентхаусе Агафонова уже вовсю хозяйничала домработница.

- А куда же вы собаку денете? – запричитала она, стоило только Агафонову выйти из лифта.

- Со мной поедет, - небрежно отмахнулся он, ожидая напоминания про дурацкие Альпы. Но Анна Васильевна просто кивнула и не сочла нужным дальше продолжать беседу.

«Удивительно тактичный человек», - усмехнулся про себя Агафонов и сразу прошел в спальню.

- Новый год, твою мать, - пробурчал он  под нос, раздеваясь. Оставшись в одних боксерах, прошлепал босыми ногами к окну и завесил тяжелую плотную штору.

«Спят усталые игрушки», - мысленно хмыкнул , улегшись в кровать и натянув одеяло под самый подбородок. Спать не хотелось. Но требовалось спокойно обдумать ситуацию и собраться с мыслями. Желательно в полной тишине.

Агафонов поморщился и, выпростав руку из-под одеяла, отключил сотовый.

«Поганый Дема, - зло и витиевато выругался он. – Чтоб ты облез со своей Тамилой! Вот жил я спокойно и ничего не знал о Еве. Вернее, знал, но не догадывался, чья она дочка, а тем паче сестра. И что теперь прикажете делать? Самым простым и разумным, - Агафонов это понимал, - следовало раз и навсегда забыть о Шамаханской царице. Выкинуть из башки Еву Макарову. Разрешить ей уволиться к чертям собачьим. И больше никогда не вспоминать… Баб на свете полно, - тяжело вздохнул он. Да и перспектива снова породниться с Ниной не радовала. - Видеть эту стерву на званых обедах, ходить друг к другу в гости и вести себя как ни в чем не бывало… - поморщился он и внезапно осознал, что уже мысленно женился на Еве и нарожал с ней детей. - Ептиль! – снова выругался Агафонов и вдруг понял, что ни за какие коврижки не отпустит девчонку. – Нужно уговорить ее остаться. Ну и что, как сестра моего сменщика! Подумаешь! Я вон даже Надьку не попер за эти годы… - скривился он. – Только вот спать с Евой больше нельзя. Иначе Вадим Ильич мне оба глаза на ж.пу натянет, - вздохнул он и сразу же ощутил, как, возмутившись, поднял голову «малыш». – Не-е, дорогой, - усмехнулся Агафонов. – Тут нам, дружок, ничего теперь не обломится!»

Агафонов почувствовал, как тоска тяжелой гирей прокатилась по сердцу.

«Что же получается, - снова попытался он разложить все по полочкам. – Ева останется в холдинге, а я даже дотронуться до нее не моги? Не-е-ет, - протяжно вздохнул Михаил. – Я на такие пытки не подпишусь. Каждый раз вспоминать, какая она сладкая, и делать вид, что ничего не случилось? Да нахрена!» – рыкнул он и, будто старик, тяжело сел на постели. А потянувшись за халатом, заметил лежащую на кресле рубашку. Ту самую. От Бриони. Агафонов сам не понял, как коброй метнулся к ней и тут же приложил к носу. Вдохнул почти незаметный запах. Тонкий и неимоверно сладкий. Почувствовал, как напрягся «малыш», растягивая боксеры.

- Твою мать, Ева, - протяжно прорычал Агафонов и неожиданно осознал, что по большому счету ему плевать. На Нину с ее истериками, на сурового Вадика Макарова и его старшего сына. Положить с прибором на всех, кроме Евы. Забрать ее. Сделать своей. Навсегда!

«Ты не жениться, часом, надумал? – у самого себя поинтересовался Михаил, входя в ванную и невидящим взглядом буравя натертое до блеска зеркало. – А хотя бы и так, - вызывающе рыкнул на свое отражение Агафонов. – Ева красива и умна, из хорошей семьи, не то что Демина голодранка. У малышки есть чувство стиля и очаровательная наивность, - самому себе заявил Агафонов. – А еще она тугая, как перчатка, и неимоверно сладкая, - поддел внутренний голос. – И только ты знаешь об этом, Миша! Моя!» – рыкнул Агафонов и криво усмехнулся, заметив в глазах странный блеск.