договариваться.

– Интересно… – офицер медленно кивнул. В его голове уже громоздились хитроумные схемы, как оприходовать топливо, взявшееся ниоткуда, и как его внести в график подготовки пилотов. – Сможешь подогнать к третьей проходной?

– Завтра, в семнадцать? – спросил Виктор и, увидев кивок подполковника, кивнул в ответ. – Буду.

Благодаря новому подходу к реализации топлива, Московский завод получил право продавать сверхплановое топливо по договорным ценам. А что значит договорные? А кто больше дал, с тем и договорились. А поскольку Виктор в этом смысле вообще не парился ни секунды, расходуя бандитские деньги на общее благо, то и накладные на перевозку, и сам керосин оформили с рекордной скоростью, и ровно в 17 часов два топливозаправщика подъехали к дальней проходной, скрытой от глаз начальства.

Ворота сразу же распахнулись и, не спрашивая документов, машины загнали на склад ГСМ, где быстро освободили от груза.

Привезённого топлива оказалось достаточно, чтобы вывезти всех студентов в короткий десятиминутный полёт на спарке, но Виктор на следующий день пригнал ещё четыре заправщика, и руководителю центра пришлось спланировать какой – никакой учебный процесс, конечно, предоставив больше лётного времени организатору такой нужной и своевременной помощи.

Тем не менее, порядок есть порядок, и Николаеву пришлось сначала сдать пилотаж на тренажёре, затем пройти медкомиссию, и только после этого он оказался в небе в кабине учебного двухместного МиГа.

Вёл машину, заслуженный лётчик-испытатель Агафонов Михаил Кондратьевич. Пилот с огромным опытом, и внушительным послужным списком.

– Ты как? – прозвучал в шлемофоне голос Михаила Кондратьевича, искажённый СПУ[16].

– Порядок, – отозвался Виктор, крутя головой во все стороны, но не притрагиваясь к органам управления.

– Тогда давай, клади руку на ручку и потихоньку поднимай до трёх тысяч. Как наберёшь, опускайся на тысячу и уходи в правый разворот, но мягко и плавно, словно кошку гладишь.

– Подъём до трёх тысяч, спуск до двух, правый разворот. Выполняю, – ответил Виктор и чуть принял ручку на себя, поднимая нос.

Впечатление от живой машины не шло ни в какое сравнение с тренажёром. Казалось, он положил руку на холку тигра, готового броситься в атаку. Абсолютно физическое ощущение мощи и едва сдерживаемой агрессии дикого зверя. Рёв турбины и гудение воздуха, обтекавшего машину, передавалось в тело, заставляя его вибрировать в такт с дыханием истребителя. И острое желание вогнать машину в каскад фигур высшего пилотажа накатывало всё сильнее, но руки, зажатые в тиски воли, делали всё плавно и аккуратно, ведя грозную машину, словно хрустальную вазу.

– Молодец, курсант! – Агафонов и не подумал перехватывать управление. Он вывез в первый полёт не один десяток будущих лётчиков и вполне доверял своему чутью. – Теперь замыкай круг и делай восходящую бочку, но аккуратно и как бы замедленно, словно в масле.

– Завершение круга, возвращение в зону, медленная восходящая бочка. Выполняю.

По тому, как пилот совершает манёвры, можно очень многое сказать о самом человеке, и лётчик-испытатель видел, что во второй кабине сидит вполне сложившийся пилот с прекрасным чутьём и железной волей, заставляющей огромную механическую птицу двигаться медленно и плавно, словно балерина на сцене.

«Дам парню в следующий раз посадить машину», – подумал Михаил Кондратьевич, ведя МиГ на аэродром.

В конце концов, возросшей активностью пилотов заинтересовался руководитель института, доктор технических наук, дважды лауреат Сталинской премии Виктор Васильевич Уткин. Наведя справки о необычном студенте, запросто пригнавшем шесть бензовозов, он выяснил только то, что отец у него работал ведущим конструктором в КБ Павла Сухого, и что у парня Золотая Звезда за спасение пассажирского лайнера от угонщиков. С одной стороны, сведений достаточно для вполне конкретной характеристики человека, а с другой – совсем недостаточно, потому что даже у опытных снабженцев ЛИИ не получалось достать топливо сверх плана поставок.