– Спасибо. Хорошо. Тинка растет. Потапка бегает.

А вот это был крупный недостаток Дрымова и повод для семейных ссор – он, конечно, любил пасынка Прошку, но часто ошибался, называя его Потапкой. Была сделана семейная попытка устранить это недоразумение, произведя на свет чаемого Потапку. Но, увы, с первого захода получилась лишь Алевтина Афанасьевна. Впрочем, и ее отец обожал.

– Выпьешь ли с нами ликеру, Афанасий?

– Хм-м… Оно, конечно… Но не теперь. Правильно ли я понимаю, господин Горлиж, что негоциант Абросимов – для тебя человек не чужой? И ты, как бы это сказать, его душеприказчик?

Натан переглянулся с Финой. Никанор Абросимов – известный одесский застройщик и купец дворянского, однако, происхождения. В прошлые годы у него были, и довольно долго, особые отношения с Серафиной Фальяцци. Потом они расстались, спокойно – без ссор и сцен, сохранив приятельские и даже доверительные отношения.

– Да, всё верно – я и есть душеприказчик Никанора Никифоровича Абросимова.

Надо сказать, в последние годы Абросимов сильно изменился. Испытывая проблемы со здоровьем, стал раздражителен, рассорился со многими близкими людьми, в частности с видным чиновником Вязьмитеновым, служившим ранее в Одессе, да потом переехавшим с повышением в центральные губернии. Будучи в таком состоянии, Абросимов решил привести в порядок свои дела. Однако, став подозрительным, он никому не доверял, в особенности местным делопроизводителям и чиновникам. И ему показалось, что нынешний возлюбленный бывшей его Фины, имеющий в Одессе хорошую репутацию, – лучший из всех вариантов в качестве душеприказчика по завещанию.

– Видишь ли, Горлиж, дело в том, что миллионщик Абросимов сей час найден мертвым, я бы сказал, убитым. Так что пришло время нам поработать. Казенные дрожки ждут.

Фина ойкнула, всплеснув руками несколько театрально, что для актрисы естественно и отнюдь не свидетельствует о неискренности. Горлис же подумал: «Ну вот, как начался день с неприятностей, так и продолжается. И никакой сладко-горький Amaro не поможет».

* * *

Абросимов жил на Итальянской улице, в собственном просторном доме между Почтовой и Еврейской улицами. Натан не раз бывал здесь, когда занимался подготовкой документов по завещанию. И прислугу хорошо знал. Она была в количестве минимально необходимом для приличного человека: дворецкий, отвечавший и за всё хозяйственное обустройство дома, его помощник для физических внутренних работ по дому – печных и ремонтных; дворник, следивший также, чтобы дом внешне выглядел пристойно; кухарка, уборщица, горничная и двое слуг – один просто лакей, а другой – ему на смену, но еще и с некоторыми медицинскими навыками. Вся прислуга выглядела равно подавленной и угнетенной. Но трудно было определить, что главной причиной тому – грусть по умершему барину или боязнь, как бы сию смерть не навесили на кого-то из них. (Всем было памятно прошлогоднее убийство архитектора Фрополли собственным лакеем.)

Дрымов с Горлисом зашли в спальню Абросимова, более холодную, чем иные комнаты, поскольку здесь одна створка большого окна, выходившего во двор, так и оставалась приоткрытою. Взору их предстала такая картина: Абросимов лежал в своей кровати с запрокинутой головой, широко открытым ртом. Пальцы рук его, скрюченные и напряженные, вцепились в простыню под ним. При этом дверь в комнату оказалась выбитой. Прислуга объяснила, что хозяин закрыл ее и на стук долго не отвечал. Так что пришлось взламывать, когда время подошло к обеду. Почему так поздно спохватились? В последние годы барин завел привычку запираться изнутри и запрещать его беспокоить, пока сам не позовет.