Про заговоры в среде старших аристократов мне ничего неизвестно, потому что меня в те круги не приглашали. Наверняка там существует что-то подобное, какие-нибудь скрытые от посторонних взглядов союзы, но что там происходит на самом деле, знают только участники этих союзов и руководство императорской службы безопасности, которая, как известно, всегда на страже. Самой нашумевшей историей был так называемый «заговор князей», случившийся во времена молодости моего папеньки и чуть не стоивший нам всем дедушки, но до сих пор доподлинно неизвестно, был ли это реальный заговор или провокация и постановка спецслужб, решающих при этом совершенно другие задачи, большая часть которых вообще могла находиться за пределами страны.

Что же касается низовых организаций, то, я полагаю, шансов у них не было. Политическая система в моем родном мире сложилась достаточно давно и с тех пор продемонстрировала свою крайнюю устойчивость. Военная аристократия, существование которой вызывало недовольство плебса в мирные времена, во времена неспокойные превращалась в щит империи, принимающий на себя удары внешних врагов, и даже самые пламенные революционеры называли ее «необходимым злом», призывая к реформам, порой даже чрезмерно радикальным, но никак не к полному ее упразднению.

Кроме того, я думаю, что если господствующий класс возник задолго до рождения очередного поколения революционеров, то им гораздо труднее увлечь за собой народные массы, которые по большей части просто привыкли к существующему положению вещей. К тоже же, господствующий класс моей родной империи принадлежал к тому же этносу, что и весь остальной народ, и даже в худшие времена не воспринимался, как иностранные оккупанты, зачастую даже и по-русски не говорящие.

Так что, наверное, в этом мире сопротивление, несмотря на свою жалкость и ничтожность, именно сейчас переживало свой расцвет, находилось на пике своей формы. Дальше будет только хуже, массы будут становиться все более инертными по мере того, как будет уходить поколение людей, которые застали другие времена и реально знающих, что все может быть иначе.

Но если доверять полученной от Сэма информации о грядущем конце света, то мы вряд ли узнаем, как оно там могло бы сложиться, просто потому что человечество столько не проживет.

Это не говоря уже о том, что конкретно этой ячейке сопротивления уже явился вестник смерти.

Дверь открылась. На пороге возник худощавый мужчина средних лет, одетый в довольно потрепанный коричневый костюм-двойку. Узел галстука был ослаблен, воротник расстегнут, на щеках виднелась двухдневная щетина, туфли давно нуждались в чистке… Одним словом, вид у человека был довольно непрезентабельный.

Еще у него был пистолет в плохо скрытой пиджаком кобуре, но даже это не делало его опасным в моих глазах. Он не был похож на человека, который может принимать решения, но, может быть, он окажется тем человеком, который хотя бы способен озвучить условия сделки.

Иначе все это вообще не имеет смысла.

– Входите, Георгий, прошу вас, – сказал он. – Или, может быть, мне лучше говорить «поручик»?

– Если вы не готовы обращаться ко мне «ваше благородие», то давайте остановимся на именах, – сухо сказал я. – Имя вы можете использовать любое, какое пожелаете.

– Тогда я буду использовать имя, данное вам при рождении, – он натянуто улыбнулся и еще раз махнул рукой, приглашая меня войти.

– А вас как зовут? – спросил я.

– Глеб, – соврал он.

Я шагнул вперед и оказался в тесной прихожей, причем стала она такой отнюдь не из-за обилия мебели. Конспиративная квартира сопротивления была обставлена в стиле необходимого минимализма, из которого выделялся, разве что, огромный вычурный шкаф, стоящий в полуметре от входной двери.