Потащился в кухню, как на эшафот. В комнате гомонили, рослый и белобрысый варяжский гость Кристиансен громко обещал поддержку европейского общественного мнения всем здешним начинаниям – для будущего заповедника он уже успел подыскать звучное название «Северная жемчужина».

– Ага, вот и Володя забрел, – обрадованно сказала Света. – Знакомьтесь, это Катя, это Володя. Володя у нас в теории не силен, на него все эти разговоры только тоску наводят. Зато под водой – второй Ихтиандр.

Мазур вежливо раскланялся. Честно говоря, он уже гораздо меньше сетовал на злую судьбу, заставившую выступать в роли суперспецагента-обольстителя, – в жизни Катя оказалась даже симпатичнее, чем на скверной черно-белой фотографии. Чертовски милая женщина, заставлявшая мужские мысли поневоле сворачивать на проторенную дорожку. Судя по тому, как непринужденно общалась с ней Света, они уже успели познакомиться и Света сделала все, чтобы с маху новую подругу обаять.

– Вот Володя нам колбасу и порежет, – как ни в чем не бывало заявила Света. – Он у нас холостяк, а потому хозяйничать привычен.

И, прекрасно маскируя все под пустенькую женскую болтовню, в три минуты успела вывалить Кате кучу полезной информации – что Володя Микушевич золотой мужик, вот только женщин малость пужается по причине врожденной робости, а потому сил не хватает равнодушно смотреть, как прозябает без женской теплоты и участия человек мужественной профессии… В таком примерно ключе. И без предупреждения смылась из кухни под предлогом исполнения профессиональных обязанностей.

– Вы действительно такой робкий? – спросила Катя не без любопытства. – Наши водолазы – нахальней нахального, в себе уверены, как бульдозеры…

– Да глупости, конечно, – сказал Мазур. – Это она так шутит.

– Значит, и вы – как бульдозер?

«А ведь выгорит, – подумал Мазур, ведомый мужским инстинктом. – Кокетство в голосок определенно подпущено».

Самое главное теперь – не держать долгих пауз и развивать наступление. На тесной хрущевской кухоньке разворачивалась старая, как мир, игра – женщина должна была не отпугнуть излишней холодностью симпатичного нездешнего кавалера, но и не позволить ему питать вздорные мысли касаемо своей легкодоступности. Кавалер, со своей стороны, должен был уверить, что он не какой-то там истаскавшийся кобель, не способный пропустить ни одной юбки, что он, старомодно выражаясь, очарован. А еще – что люди они взрослые, удрученные одиночеством, а на дворе вообще-то приближается к самому концу двадцатый век, пуританством отнюдь не грешащий…

Получается. Мазур видел по ее глазам, что у него есть все шансы. И не терзался больше угрызениями совести – прав циник Кацуба, не юную школьницу совращаешь, прекрасно знает, чего хочет, главное – жениться не обещать…

Идиллию эту безбожно нарушил Сережа, ворвавшийся с воплем:

– Где-то тут колбаса была! Ага, вот… А вы что это здесь? В отрыве от демоса?

– А мы тут кокетничаем в отрыве от демоса, – сказала Катя не без вызова, и Мазур окончательно уверился: выгорит…

– И как, получается? – спросил Сережа скорее оторопело.

Катя оглянулась на Мазура, засмеялась и с тем же вызовом отчаянно махнула рукой:

– А вот получается!

«Сука ты, каперанг», – подумал Мазур, многозначительно ей улыбаясь. Сережа таращился на них так, словно впервые вспомнил о существовании у гомо сапиенс двух полов, покрутил головой:

– Ну ладно, колбасу несите. Володя, а ты материалы так и не посмотрел? Пошли-ка!

Мазур, насильно увлекаемый из кухни, успел еще переглянуться с Катей, и оба рассмеялись.