Для особой представительности он даже обрядился в свой парадный генеральский мундир, который сидел на его плотной и сильной фигуре словно влитой. А бывшие когда-то огненно-рыжими, ныне же редкие пегие уже пряди кудрей Вячеслав Иванович аккуратно уложил, прикрыв лысину и закрепив их в этом положении с помощью геля для волос. Что ж, иногда приходилось поступать и против собственных привычек – достижение истины тоже ведь порой не обходится без моральных жертв. Увидев его в таком «шикарном» виде, Саня наверняка бы схватился за живот, да Вячеслав и сам бы в охотку посмеялся над собой вместе с ним. Но сейчас внешнее впечатление было для него важнее всего – одним из условий успешного выполнения задания.

И он угадал. Представившись, он изысканно-вежливо осведомился у поднявшей трубку женщины с низким и властным голосом, не смог бы он нарушить ее печальное уединение для короткой, но важной беседы? Такой пассаж был, видимо, неожиданным для генеральши. Она, подумав, милостиво разрешила… надо полагать, нарушить. А что же еще?

Изысканный и пахнущий дорогим и действительно французским одеколоном, Вячеслав Иванович состроил на физиономии скорбное выражение и с ним вошел в подъезд. Лифт, не исписанный похабщиной, доставил его на девятый этаж этого считавшегося элитным в свое время дома, где проживали вершители судеб государства, правда, не высшего, а среднего и выше среднего рангов. Фили считались одно время «райским», недоступным простым смертным районом, ничего не скажешь.

Дверь открыла крупная и рослая – пожалуй, на полголовы выше Грязнова – женщина с крашеными черными волосами, уложенными в несколько старомодную, но идущую ей прическу, с большими голубыми глазами и узкой полоской плотно сжатых губ. Она готовилась к встрече и потому была не в домашней одежде, а одета так, будто собиралась выйти на улицу. Средней длины юбка в обтяжку выгодно подчеркивала ее телесные достоинства, коих, если приглядеться, было немало. Полные ноги, открытые чуть выше колен, в тугих и явно дорогих чулках, на высоких каблучках выглядели, можно сказать, очень аппетитно. Кофта с короткими рукавами, обтягивающая грудь, оставляла открытыми пухлые руки, казавшиеся неестественными матово-белыми. Таким же, впрочем, было и лицо, лишь на упругих щеках покрытое тонким слоем искусственного загара, как успел заметить Грязнов, когда его пригласили, не снимая обуви, пройти в гостиную, к столу.

Вероятно, мадам увидела промелькнувшее в глазах гостя восхищение, и это ее, кажется, немного смягчило. Или смутило? А оно так и было – женщина, как в иной ситуации с юмором заметил бы Вячеслав Иванович, была практически стопроцентно в его вкусе, а главное, его любимого размера. И потому, сама того не подозревая, Татьяна Григорьевна сдалась прежде, чем успела даже подумать о каких-либо перспективах, когда увидела этот мимолетный восторг во взгляде крепкого, «матерого» мужика, который с большим достоинством выражал ей свое глубокое соболезнование, а глаза его в это же время стремительно «ощупывали» ее вмиг напрягшееся тело. И этот момент тоже отметил про себя Грязнов, полагая теперь, что разговор обязательно состоится, а уж будет ли он душевным и продолжительным или просто обыкновенной дружеской беседой случайно познакомившихся людей, это – не самое главное. Всегда можно перевести стрелку общения из одной категории в другую, если к тому появится определенная потенция. В смысле обоюдное желание.

Но это все – сопутствующее, он же не забывал того, ради чего явился. А пришел он, чтобы подтвердить либо опровергнуть версию о том, что Порубов мог стать жертвой «убийственной ревности» оставленной им супруги. И здесь Вячеславу Ивановичу было бы недостаточно аргументов, полученных тем или иным путем от самой женщины, конечно же пострадавшей от неверности ее мужа. Да наверняка и не стала бы она в данный момент рассказывать, в общем-то, постороннему человеку о своей поруганной любви. Но зато это вместо нее могли бы поведать ее дети. Они – люди достаточно взрослые, история, видимо, разворачивалась на их глазах. И, возможно, от их искренности – а уж ее-то мог бы отличить Вячеслав Иванович от любых подделок подобного рода – зависел правдивый ответ: было или не было.