– Никого там нет.

Настя посмотрела под стол. Тени там не было – она уползла на своё законное место, к ботинкам Зонненлихта. Сыто чавкнула, присосалась, растянулась по полу за ним: Настя поняла, что не сможет больше ходить на английский. Никогда, ни за что, её теперь сюда на верёвке не затянуть. Пусть отчисление, пусть академ, пусть заочное – но если тень прикоснётся к ней снова, это кончится деревянным сюртуком.

– Никого там нет, – повторил Зонненлихт. Взял Настю за подбородок сухими прохладными пальцами и посмотрел в глаза. – Нет никого, а если и было, то ушло.

Настя впервые заметила, что глаза у него не серые, а зелёные; впрочем, она впервые находилась к нему настолько близко так долго, и ситуация была неудобной, неловкой, нарочито комедийной… На английский больше не пойдёт, и самого Зонненлихта будет десятой дорогой обходить.

– Крыса? – спросил он, и Настя услышала, что он хотел сказать на самом деле: «Я знаю, что ты видела мою тень, но для тебя будет лучше, если ты решишь, что тебя напугала крыса. Впрочем, я не настаиваю».

– Угу, – кивнула Настя и сползла на стул, молясь о том, чтобы не коснуться его тени снова. Зонненлихт улыбнулся, холодно и спокойно, теперь это был прежний холёный и язвительный хлыщ, для которого все окружающие были грязью под ногами. «Я с ума схожу», – подумала Настя.

– Никого там нет, – произнёс Зонненлихт. – Заканчивайте работу.

Возвращаясь домой с тренировки – нога сегодня почти не болела, и аспирант был доволен, а завтра предстояло собственно выступление, и Настя несла в пакете зелёную форму – Настя наткнулась на Сашу.

Он стоял в гулкой подворотне, которую студенты называли Пьяной дыркой – на большой перемене здесь во все времена года все поколения студиозусов пили пиво. В первую минуту Настя Сашу не узнала: тусклый свет фонаря выявил не студента-отличника, а опустившегося наркомана, мимо которого хотелось пройти побыстрее, и только когда тот окликнул:

– Настя, привет, – та поняла, что перед ней именно Саша. Грязный, без шапки, с немытыми волосами, свисающими сальными прядями – но именно Саша.

– Что с тобой? – спросила она. – Саш, ты что?

Сашу качнуло; он выбросил руку и схватился за её плечо.

– Ничего… Неважно, – хрипло произнёс он. – Как твоя нога?

– Уже пляшу, – ответила Настя. – Саш, что происходит?

Саша резко втянул ноздрями воздух, будто принюхивался, и его губы трагически дрогнули.

– Саш, ты пьяный? Или курил? Саш… Да что с тобой?

По его щеке пробежала слеза.

– Всё напрасно, Насть… Вот совсем всё. Ты только держись, ладно?

Он всхлипнул и выпустил её плечо.

– Пока.

И исчез. Отступил во мрак, слился со стеной; Настя застыла с раскрытым ртом, пытаясь уловить его шаги, но Пьяная дырка была пуста, лишь откуда-то с улицы доносился шум машин и голоса людей.

Выступление прошло на удивление хорошо. Настя с аспирантом открыли концерт, три минуты кружились по сцене под аплодисменты зрителей, и, когда танец закончился, и пара вышла на поклон, то, глядя на зрителей, Настя поняла, что случился триумф, а не позорище. За кулисами, когда она снимала гимнастёрку, к ней подошла Катя из отдела по воспитательной работе и спросила:

– У тебя приличное платье есть?

– А что? – поинтересовалась Настя, по новой перематывая колено эластичным бинтом. Аспирант, давно сменивший гимнастёрку на дорогую рубашку, косился в её сторону с интересом.

– Сегодня банкет, Светлана Сергеевна хочет, чтобы вы танцевали.

Светлана Сергеевна Небейбаба была проректором, и ей как-то ни разу и никто не отказывал. Настя вздохнула, подумала, что скорее всего ей придётся покупать новую ногу и ответила: