Последним словам я невесело усмехалась – хоть какой-то плюс. Того и гляди, в это действительно поверят и окончательно оставят меня в покое.
– А ты что об этом думаешь? – обратилась я к Алексе.
Та только неопределенно повела плечами, не отрывая взгляда от тарелки. Впрочем, другого от нее я и не ждала.
Напряжение не покидало стены Института целый день. Даже преподаватели казались чрезмерно хмурыми и погруженными в себя. Леди Нейль сегодня была особенно требовательна, строго отчитала нескольких студенток за несущественные мелочи и задала нам столько домашней работы, что у тех, кто планировал в выходные отдыхать, не осталось ни малейшего шанса это сделать.
Покинув аудиторию после окончания последнего на сегодня занятия, я облегченно выдохнула. Впрочем, облегчение в полном смысле этого слова все равно не испытывала – необъяснимое тревожное чувство накрепко засело в душе и никак не желало отпускать.
Неспешно бредя во врачебное крыло, я машинально возвращалась к событиям прошлой ночи. И чем больше вспоминала, тем сильнее становилось это чувство. Я до сих пор не находила ему ни объяснения, ни определения. Где-то в глубине души маячило понимание, что оно как-то связано с лордом Снэшем, но от этого самого понимания я старательно отмахивалась.
Это все тот сон – он во всем виноват… а сон – не более чем игра подсознания. Как бы не хотелось это признавать, но феникс появляется в моих мыслях слишком часто. И далеко не всегда я думаю о нем как о своем спасителе и преподавателе боевой магии.
Риах!
На миг остановившись, я глубоко вдохнула, медленно выдохнула и продолжила путь уже в более решительном темпе.
Нужно просто ни о чем не думать. Не думать и все. И не вспоминать о том, что приносит совершенно ненужное душевное беспокойство. Никаких крыш, золотого света и глаз, в которых плещется расплавленное золото…
В следующий миг жизнь наглядно продемонстрировала мне смысл поговорки: хочешь насмешить Пресветлого – расскажи ему о своих планах. Все мои «не думать и не вспоминать» полетели риаху под хвост, когда я, свернув за угол, внезапно наткнулась на предмет своих последних мыслей.
Увидев его, сразу поняла: что-то не так.
Феникс стоял, склонив голову и уперевшись руками в подоконник. Верхние пуговки его рубашки были расстегнуты, срывающееся с губ дыхание было рваным и тяжелым, а рядом с ним, на полу валялась какая-то фляжка.
– Лорд Снэш? – настороженно позвала я.
Он не ответил.
– Вам плохо? – задала вопрос, ответ на который был очевиден. – Мне… кого-нибудь позвать?
Поскольку он снова не ответил, я медлила, не зная, что лучше предпринять.
Зато то самое, мучающее меня с утра чувство, внезапно обострилось, достигнув своего пика. И я вдруг предельно отчетливо осознала невероятную, просто немыслимую вещь: все это время меня терзало желание оказаться рядом с ним. Не знаю откуда, как и почему, но где-то на подсознательном уровне я знала, что ему плохо.
Все произошло в точности так же, как в кабинете доктора. Мной завладел неконтролируемый порыв, перечеркнувший зарождающееся намерение позвать кого-нибудь на помощь.
Нет, звать никого не нужно. Потому что помочь ему должна я…
Даже не заметила, как преодолела разделяющее нас расстояние. А когда оказалась меньше чем в шаге от лорда Снэша, он вдруг обернулся.
На меня смотрели абсолютно прозрачные глаза. Как будто мутное стекло, за которым не разглядеть души из-за пожирающей тело боли. Его взгляд не был бессмысленным, скорее каким-то… иным? Таким, какого не бывает ни у обычных людей, ни даже у фениксов.