Он не был хулиганом. Он был большим неловким увальнем. Когда люди узнавали его ближе, они понимали, что он не настолько глуп, как выглядит со стороны. Он всегда стеснялся девушек и женился на первой же хорошенькой из них, которая обратила на него благосклонное внимание.

– Конечно был.

– Ну в общем, – сказала она, – ты не так уж далек от истины. Но я не думаю, что дело в женщине. Это что-то другое. С ним что-то происходит. Последнее время он меня просто не замечает. Может, с ним что-то случилось на службе, то, о чем я не знаю, но хочу узнать.

Это было правдой. Тед замкнулся в себе. Он сторонился товарищей и в свободное время предпочитал оставаться в одиночестве. Он перестал быть частью сообщества дорожных полицейских и их культуры – тренажерного зала, тира, радиоигр, гонок на автомобилях, а если человек выпадал из этого круга, то почти со стопроцентной гарантией ему было суждено застрять на всю жизнь в младших сержантах.

– Может, он что-то задумал?

– Он всем своим видом говорит это, когда ничего не говорит.

– Должно быть, вам несладко живется.

– Но Бад Пьюти не позволяет себе так распускать нюни.

– Старый Бад Пьюти уже прошел через все это, Холли. Оставь его на какое-то время в покое. Может, он просто не рожден быть полицейским. В этом нет ничего стыдного. Я клянусь тебе, на свете существует много всяких профессий, которыми вы с ним сможете гордиться. Наш хлеб очень тяжел, и я не раз проклинал себя за то, что избрал именно эту профессию.

– Ты говоришь прямо как Джон Уэйн[3], но я не могу поверить в то, что ты сказал, хотя мне очень нравится, как ты пытаешься меня утешить.

Она рассмеялась, и Бад вдруг понял, что ему было бы очень легко любить ее. Иногда он жалел, что не смог тогда остановить то мгновение и оставить все как было в тот миг. Он с радостью запечатлел навеки этот эпизод в своем сердце: ее смех, радость, которую он ощущал, слыша его, ее красоту и осознание того, что он поступает по совести.

Через две недели после этого события он уже ни о ком, кроме нее, и думать не мог. Он позвонил ей под тем предлогом, что что-то придумал насчет Теда.

Вот тогда началось «это».

– Бад!

С соседней банкетки его окликнул Тед.

– Что тебе, Тед?

– Бад, я не могу уснуть. Пойду посижу в машине.

– Тед, тебе надо поспать.

– Но я не могу.

– Тед, прояви побольше характера. Тебя что-то тревожит?

– Я хочу тебе кое-что рассказать, Бад. Может, ты скажешь мне, что делать.

Бад смотрел, как Тед пробрался к выходу и исчез за дверью. Он постарался представить, что может чувствовать сейчас Тед. Может, ему так отвратительно, потому что он вынужден патрулировать в паре с человеком, который спит с его женой? Но сам-то он с ней не спал. С тех пор как Тед сбрендил, он стал спать отдельно. Бад не верил, что Холли способна на гадость, и некоторые вещи, о которых она рассказывала, вызывали у него тошноту. Тед по ночам в одиночестве смотрел по видику грязную порнографию. Тед перестал обращать на нее как на женщину внимание. Он вообще как будто забыл о ее существовании и жил своей отдельной жизнью.

«Тед, друг мой, ты совершил глупейший промах. Я с радостью бы тебе помог, но я слишком заинтересованная сторона».

Они находились на развилке дорог, ведущих в Чикапей и Анадарко, где был потерян след братьев Пай и где предположительно их можно было встретить. (Правда, Бад не думал, что это произойдет: каким бы ни был Ламар, трудно представить, что он настолько глуп, чтобы остаться здесь.) Тед нарушил тяжелое молчание:

– Бад, мне надо тебе кое-что сказать, что у меня наболело.