Мы смотрим, как разноцветные огни кружат и вальсируют. Я отматываю на начало, и мы смотрим еще раз. Я рассказываю случай с Имбертом – прогнозирующую способность моей модели.

– Могло быть совпадение, – говорит на это Кэт, качая головой. – Нужно больше данных, тогда увидим, есть ли на самом деле закономерность. То есть, может, это только проекция. Как с лицом на Марсе.

Или как когда ты полностью уверен, что нравишься девчонке, но оказывается, что нет. (Этого я тоже вслух не говорю.)

– Есть еще данные, которые можно добавить к визуализации? Сейчас тут всего несколько месяцев, да?

– Ну, есть другие журналы, – отвечаю я. – Но это не то чтобы данные, просто описания. Понадобится вечность, чтобы вбить их в компьютер. Там все от руки, а я и свое-то с трудом читаю… У Кэт загораются глаза.

– Корпус естественного языка! А я-то искала случая применить книжный сканер.

С усмешкой она хлопает ладонью по столу.

– Притаскивай их в Гугл. У нас есть для этого машина. Обязательно притаскивай.

Она слегка подскакивает на стуле, и ее губы складываются на слове «корпус» в занятную гримасу.

Запах книг

Моя задача: вынести книгу из магазина. Если у меня получится, я, может быть, узнаю об этом месте и его назначении что-то интересное. Но главное: это, может быть, впечатлит Кэт.

Просто забрать журнал домой я не могу, потому что Оливер с Пенумброй тоже в него пишут. Журнал – это часть магазина. Если я захочу забрать его на дом, понадобится веская причина, и я даже не могу представить какая. «Эй, мистер Пенумбра, я хочу написать портрет Тиндэлла акварелью». Ага, сейчас.

Есть и другой способ. Можно взять другой журнал, старый – не IX, а VIII, или даже II, или I. Тоже опасно. Некоторые из этих журналов старше самого Пенумбры, и я боюсь, как бы от моего прикосновения они не рассыпались в прах. Так что последний из заполненных томов, VIII, самый безопасный и логичный выбор… но он при этом все время на виду. Восьмерку ты видишь всякий раз, когда ставишь на полку последний журнал, и я абсолютно уверен, что его пропажу Пенумбра тут же заметит. Так что, может, VII или VI…

Скрючившись за стойкой, я одним пальцем трогаю корешки журналов, проверяя целостность конструкции, и тут брякает колокольчик на входе. Я рывком выпрямляюсь. Пенумбра.

Он разматывает тонкий серый шарф и описывает кривой круг около стойки, постукивая по крышке суставами пальцев и бросая взгляды сначала на короткие полки, потом на Дальнеполочный фонд. Негромко вздыхает. Что-то будет.

– Сегодня тот самый день, мальчик мой, – произносит он наконец, – ровно тридцать один год назад я приступил к управлению этим магазином.

Тридцать один год. Пенумбра сидит за этой стойкой дольше, чем я живу на свете. Это заставляет меня осознать, насколько я новичок в масштабах этого места, мимолетное дополнение.

– Но лишь одиннадцать лет назад, – продолжает Пенумбра, – я поменял имя на витрине.

– А чье там было раньше?

– Аль-Асмари. Он многие годы был моим учителем и работодателем. Мохаммад Аль-Асмари. Я всегда считал, что его фамилия на стекле смотрится лучше. И до сих пор так думаю.

– Пенумбра отлично смотрится, – возражаю я. – Это таинственнее[10].

Пенумбра улыбается.

– Меняя название, я думал, что изменю и магазин.

Но он совсем не изменился.

– И почему?

– Ох, много причин. Хороших и плохих. Отчасти дело в финансировании… я ленился. В былые времена я читал больше. Искал новые книги. А теперь, похоже, мне хватает моих любимых.

Ну, раз уж он об этом заговорил…

– Может, стоит задуматься о закупке каких-то более популярных вещей, – начинаю я. – Существует рынок независимых книготорговцев, и куча народу просто не знает, что ваш магазин есть, но когда узнают, то здесь им особо нечего выбрать. Вот у меня кое-кто из друзей заходил посмотреть, и… у нас не нашлось ничего, что они бы захотели купить.