Звякает колокольчик. Это Имберт: невысокий и крепкий, в колючей черной бороде и обвисшей кепке-гавроше. Он водружает на стойку книгу (громадный том в красной обложке) и толкает ее ко мне. Я быстренько кликаю по своей модели, отыскивая место Имберта в общем узоре. По экрану скачет оранжевый огонек, и не успевает Имберт сказать и слова, а я уже знаю, что он попросит книгу из самой середины второго ряда. Это будет…

– Прохоров, – тяжело выдыхает Имберт. – Теперь мне Прохорова.

На полпути вверх по лесенке у меня вдруг начинает кружиться голова. Что происходит? В этот раз никаких лихих выкрутасов: вытягивая с полки тонкого Прохорова в черной обложке, я едва удерживаю равновесие.

Имберт подает карточку – 6MXH2I – и уносит книгу. Звук колокольчика, и я опять один.

В журнале я описываю совершенный обмен, отмечая кепку Имберта и запах чеснока у него изо рта. А потом приписываю, на пользу какому-нибудь будущему продавцу, и, возможно, чтобы доказать себе, что это все не понарошку:

«В круглосуточном книжном мистера Пенумбры творятся странные дела».

…Называются «сингулярными одиночками», – рассказывает Кэт Потенте.

На ней та же самая красно-желтая футболка со «шмяком» что и в тот раз, и из этого следует, что (а) она в ней спала, или (б) у нее несколько одинаковых маек, или (в) она персонаж комикса. Как по мне, так все эти варианты заманчивы.

Сингулярные одиночки. А ну, глянем. Я знаю (спасибо интернету), что сингулярность – это гипотетический момент в будущем, когда кривая развития технологий становится вертикальной и цивилизация как бы перезагружается. Компьютеры становятся умнее людей, так что мы передаем им бразды правления. Или, может, они сами их перехватывают… Кэт кивает.

– Более-менее.

– Но сингулярные одиночки?..

– Скоростные свидания для ботанов, – поясняет Кэт. – Раз в месяц устраиваются в Гугле. Соотношение мальчики-девочки просто отличное или ужасное. В зависимости, кто…

– …ты там есть.

– Ага. Я там познакомилась с парнем, который программировал ботов для хеджевого фонда. Мы встречались, недолго. Он всерьез увлекался скалолазанием. Плечи у него были красивые.

М-м-м.

– Но сердце жестокое.

Мы сидим в «Гурманском гроте», что в шестиэтажном глянцевом торговом комплексе. Это центр города, рядом с конечкой фуникулера, но не думаю, чтобы туристы понимали, что перед ними торговый пассаж: при нем нет парковки. «Гурманский грот» – это фудкорт, вероятно, лучший в мире: салаты из местного шпината, тако со свиной грудинкой и суши без ртути. А еще он расположен в подвале и связан переходом со станцией подземки, так что на улицу вообще выходить не надо. Оказавшись тут, я всякий раз воображаю, что живу в будущем, где атмосфера радиоактивна, а на пыльных равнинах бесчинствуют дикие банды байкеров на биодизеле. Эй, как в сингулярности, верно?

Кэт хмурится.

– Это будущее двадцатого века. С приходом сингулярности мы сможем решать такие проблемы.

Разломив надвое фалафель, она предлагает половинку мне.

– И мы будем жить вечно.

– Ну понеслась, – говорю я. – Все та же извечная мечта о бессмертии…

– Это и есть мечта о бессмертии. И что?

Она замолкает, жует.

– Давай объясню иначе. Прозвучит странно, тем более что мы только познакомились. Но я знаю, что я умная.

Это определенно так.

– И думаю, ты тоже умный. Ну и почему это должно заканчиваться? Мы бы столького добились, будь у нас побольше времени. Понимаешь?

Я жую фалафель и киваю. Интересная девица эта Кэт. Ее полнейшая прямота указывает на домашнее образование, а при этом она совершеннейшая очаровашка. Полагаю, тут дело еще и в том, что она красавица. Я бросаю взгляд на ее майку. Слушайте, я думаю, у нее все-таки куча одинаковых.