К сожалению, пока там нет памятника (мне объяснили, что сразу ставить нельзя, так как земля должна осесть). Но неужели могила сама по себе должна иметь такой жуткий вид? Я увидел большой уродливый холмик. Он вовсе не похож на могилу, скорее на перекопанный земельный участок. Я собираюсь серьезно поговорить с работниками кладбища.

Я не допущу, чтобы моя мамочка лежала в грязи, словно какая-нибудь картофелина.

Я встретил на кладбище какого-то бородатого придурка (Вы понимаете, о ком я говорю, – этакий невоспитанный тип в теплой куртке и сандалиях на босу ногу), который стал мне объяснять, почему принято рыть такие глубокие могилы: якобы разложение человеческой плоти опасно с точки зрения распространения инфекций. Выделяются всякие там химические вещества, газы и бактерии. В некоторых почвах должно пройти больше сотни лет, прежде чем труп перестанет быть угрозой для здоровья окружающих.

Меня это его заявление покоробило. Она – моя мать. Я хочу думать о ней как об уважаемом человеческом существе, а не о разлагающемся трупе и угрозе для здоровья, черт побери.

Вероятно, теперь быть мертвым некорректно с политической точки зрения. Если ты мертв, то непременно оскорбляешь этим какое-нибудь очередное меньшинство.

Мы живем в странном мире.

Ваш друг Томас

22

23 июля 1997 года, среда

Единственный настоящий друг, который был у меня, теперь мертв. В этом доме словно бы погас свет.

Джастин Флауаринг в сауне все еще жив. По крайней мере, он подает признаки жизни, если только это можно назвать жизнью. Прежде он хныкал, но теперь молчит. Я не чувствую к нему той жалости, которую испытывал к Тине Маккей. Возможно, я становлюсь черствым.

В этой комнате холодно. Но в холоде есть своя красота. Равно как и в том предмете, что стоит сейчас передо мной на столе. Да, красота. И сила. И еще знание и мудрость. Эта машина необычайно умна. Компьютеры непременно нужно уважать. Вот я, например, уважаю свой компьютер, и он чувствует это. Он платит мне благодарностью. Дает мне все, что нужно. И сегодня он даст мне врача, имеющего практику в Челтнеме, и одного из его пациентов.

Первого зовут Шайам Сундаралингам, а второго – доктор Теренс Гоуэл. Знаете, почему у врача такая странная фамилия – Сундаралингам? Да потому, что он по национальности тамил. В Индии полным-полно тамилов, а вот в Англии они встречаются значительно реже.

Я, кажется, не упоминал прежде, что имею большие способности к подражательству. Бывало, я часами развлекал мамочку, подражая голосам персонажей фильмов и сериалов. Ей это очень нравилось. Стоит мне один раз услышать какой-либо голос – и пожалуйста, я запросто могу его воспроизвести. Наверное, я смог бы сделать карьеру пародиста. Как тот парень на телевидении, никак не могу вспомнить его имя. Но теперь уже поздно.

Вообще-то, у меня бывают проблемы с памятью, причем я не могу объяснить это усталостью. Я забываю все подряд – имена, события, то, что собирался сделать. Иногда создается такое ощущение, будто выпадают целые временны́е отрезки. Однако случаются периоды, когда у меня с памятью полный порядок.

Вот такие пироги.

Электронный мир создает свою собственную реальность – и в этом его особенность. Если в компьютере сказано, что мы существуем, значит так оно и есть! Мы существуем благодаря записям о нашем рождении и выдаче водительских прав, банковским счетам и кредитным историям, штрафам за нарушение правил дорожного движения и налоговым декларациям. Сегодня наши биологические тела – всего лишь телесные «копии» электронных записей о нас. Мы переходим из эпохи человека биологического в эпоху человека цифрового.