Но это как-нибудь потом, когда в полном объеме освою более простые вещи.

Остаток вечера прошёл увлекательно – я прибиралась. Благодаря возросшей силе и ловкости добралась даже под диван и шкаф, немного передвинув их по-новому и вымыв даже самые труднодоступные углы. По части личных воспоминаний Вероники не продвинулась ни на сантиметр, они так и оставались мутными, зато нож-бабочка, который я вновь осмотрела, но уже внимательнее, оказался четвертым элементом гарнитура «Крови» (о чем мне в очередной раз мило сообщили прямо в мозг) и самым невероятным образом подкинул несколько ярких картинок, среди которых были как помещения, так и люди.

Точнее, вампиры.

Несколько мужчин и женщин в возрасте от двадцати до тридцати, а также вампир лет пятидесяти с пронзительным взглядом и резковатыми чертами лица. В какой-то момент даже показалось, что их вижу не только я, но и они меня, но видение быстро пропало и я хорошенько потрясла головой, чтобы выкинуть пугающие мысли подальше. Нет, спасибо! Не надо меня пугать и так страшно!

И вообще, пойду-ка я спать, завтра на работу!

Рабочий день медсестры процедурного кабинета начинался с восьми утра, но на работу я приезжала где-то за полчаса, чтобы успеть переодеться, выпить чаю, просмотреть журнал назначений и убедиться, что кабинет готов к приёму пациентов. Терапевтическое отделение, где мне посчастливилось трудиться, было самым весёлым и шальным относительно других отделений госпиталя. У нас лежали самые бодрые и юморные пенсионеры с огромными послужными списками, которым всегда было что рассказать и чем угостить. Ко всему прочему очень редкие кадры, имеющие за плечами суровое военное прошлое, не умели держать себя в руках, позволяя себе вольности как на словах, так и на деле, но и на них у нас была управа в лице Лидии Николаевны.

Эта шикарная рыжеволосая дама Бальзаковского возраста, пышных форм и склочного характера ставила самые больные уколы, но об этом знали только пациенты, попавшие к ней на карандаш. Уж не знаю, какой магией она владела, но умудрялась проделывать это настолько виртуозно, что не оставалось синяков, но боль была просто адской. Хватало двух, от силы пяти процедур, чтобы пациенты осознавали, как сильно были не правы, и меняли своё отношение к персоналу на весь срок лечения.

По понедельникам обычно у нас был спад пациентов: многих выписывали в пятницу, а тем, кто ложился в понедельник, назначали процедуры лишь со следующего дня. Вот и сегодня журнал, переданный дежурной медсестрой, порадовал довольно коротеньким списком всего из тридцати фамилий, половина из которых была моей, а вторая Лидии Николаевны. Женщина уже переодевалась в сестринской комнате отдыха, напевая себе под нос какую-то прилипчивую мелодию из современной попсы, что намекало на прекрасное настроение медсестры. Кажется, у кого-то выходные прошли недурно.

В отличие от меня, всё никак не устраивающей свою личную жизнь, Лидия Николаевна была давным-давно замужем и имела мужа-подкаблучника и двоих дочерей-школьниц. О них я знала не меньше, чем о собственных родственниках, так как напарница любила почесать языком, а ввиду отсутствия хобби или иных любимых занятий, была главной сплетницей отделения, знатоком моды, воспитания и человеческих душ в целом.

В принципе, если не прислушиваться и фильтровать её речь, то иногда проскальзывали довольно интересные рассуждения и жизненные наблюдения, выдающие большой опыт в житейских и амурных делах.

- Хахаля наконец бросила? – чересчур проницательно поинтересовалась Лидия, когда мы присели выпить перед трудовым днём по кружечке ароматного индийского чая.