Сумерки сгущались быстро. На темно-синем небе стали постепенно лущится звезды. Сашко любил поэзию. Много читал не только Шевченко, но и русских поэтов. Особенно ему нравились стихи Лермонтова о природе – на память не жаловался. Понравившиеся вирши запоминал с первого прочтения. Часто, сидя в своеобразном зеленом закутке, он любил «считать» звезды, особенно промельки падающих ночных красавиц. Сейчас он шел на встречу…

Выйдя к просеке, он поднял голову – чернильный купол мигал, а скорее, эамерцал живыми, крупными звездами.

«Хм, какое красивое небо в обрамлении звезд. Да-да, его описал в стихотворении «Небо и звезды» в тридцать первом году Михаил Юрьевич», – вспомнились Александру такие строки стихотворения любимого поэта с подробностями написания произведения. Он ведь еще недавно изучал творчество поэта в хрестоматийном школьном учебнике по русской литературе:

Запнувшись на концовке первой части, он стал вспоминать вторую, которую он тоже почему-то подзабыл, а на ум пришла только последняя:

За отвлеченными мыслями, устремленными в небо, незаметно подкралось время «Ч» – он оказался в условленном месте для встречи…

Качнулась чья-то трудно узнаваемая с расстояния, размытая тень у стены храма. Присмотрелся – это был Кузьма Боярчук. Сашко узнал его, но для страховки еще несколько мгновений, как и в прошлый раз, помедлил, наблюдая по сторонам – нет ли хвоста. К счастью, он отсутствовал и на этот раз.

Встретились – обнялись. Юноша в игре со смертью почувствовал себя совершенно взрослым, равным по значению подпольщику, пробравшемуся в ряды местной полиции.

В юности свои геройские поступки нередко возвеличиваются их авторами в подвиги, и тогда мнимая величественность наплывает густым туманом на сознание.

– Поздравляю тебя! В районе траур. Ты грохнул одного из больших начальников в проводе ОУН, – возбужденно и быстро говорил «полицейский».

– А кто такой? Не бородатый ли?

– Да, именно он – гость из Львова. Чуть ли не посланец самого бандеровского штаба Илько Шеремет – он же Мотузок. Кличку он избрал, или ему такую дали за то, что практиковал при казнях своих противников элементарные удавки – всегда носил кусок парашютной стропы в кармане. Вообще ты наделал такой переполох, что СБ считает это дело военных разведчиков РККА, выброшенных на нашу землю с самолета. Что ж, вижу – наши уроки не пропали даром.

– А как же, дядя Кузьма, по-другому быть не могло. Я прилежно учился и в школе, – разволновался Сашко. – Меня натаскивали профессора минного дела в отряде не один месяц и не просили, а требовали нежно обращаться с фугасами.

– Молодец! Наверное, завидуют наши ребята. Успех – дело чистого случая. Это тебе скажет любой неудачник. А вот успех делает нас нетерпимым к неудаче. Неудача делает нас нетерпимым к успеху, – философствовал подпольщик. – Но нос не задирай! Действуй хладнокровно и взвешенно. Просчитывай каждый шаг… Сапер ошибается только один раз, дорогой мой! Принес тебе новый объект для работы. Ты знаешь село Переброд?

– Знаю, я в нем бывал. Мы ездили на экскурсию со школой. Там еще небольшой костел стоит, – пояснил паренек.

– Да! На окраине села, недалеко от костела, в одной из больших хат, обсаженной по периметру тополями, оуновцы разместили свой небольшой госпиталь. Ну, может, не госпиталь, а лазарет. Человек до двух десятков там лечится. Разведай, посмотри, может, что и получиться, – рассказывал Кузьма. – А как насчет партизанки? Может, пойдешь в отряд?