– Семашко?.. А, Прохор! Знаем-знаем, здеся и живет, на первом этаже, сначала прямо, затем направо… А чего это вы к нему? – Пожилые женщины нацелили в нас такой проницательный взгляд, будто пытались сквозь тюль доброжелательности и порядочности высмотреть мутное, бессовестное, склонное к дебошам и девиантному поведению окно.

– Мы не пьем! – не знаю зачем выпалила я громко (просто до ужаса боюсь, как бы общество не думало обо мне плохо), а Танюха пихнула меня в бок и направилась к двери.

Звонок не работал, пришлось стучать. Открыл нам высокий темноволосый парень с опухшим лицом и потрескавшимися губами.

– Вы Семашко? – резко осведомилась подруга.

– Да, я. Вы кто?

– Мы из газеты «Областной вестник». Можно пройти? – Несмотря на грубоватый тон, Прохор тут же послушно прижался к стенке. Так мы оказались сперва в коридоре (в котором, кстати сказать, были только пустые стены), затем на кухне (здесь хотя бы существовали плита, холодильник и некоторые предметы мебели).

– Я не так давно переехал, денег на ремонт пока нет, – извинился за неприглядность своего жилища владелец квартиры. Затем радостно добавил: – Но в комнате уже есть обои и телевизор!

– Рада за вас, – Грачева присела на одинокий табурет. Мы с Прохором вынуждены были оставаться вертикальными. Кто не успел, как говорится… – Расскажите нам об убийстве.

Как вы видите, Татьяна взяла на себя главенствующую роль. Может, пыталась отыграться за Эдуарда Петровича, к которому я спускалась без нее? Так или иначе, меня положение вещей устраивало: Грачева получит заплату, вот и пусть отрабатывает.

– Что? О каком?

– Полгода назад. По которому вы проходили подозреваемым.

– Подождите… – парень совсем стушевался. – Так вы не по вопросу переезда?

– А что с переездом?

– Так они даже не спрашивали, хорошо или плохо нам живется в собственном одноэтажном доме! Взяли и вышвырнули сюда, в голые стены, а дом, где прошло все мое детство, снесли! Я думал, вы по этому поводу…

– Нет, мы по другому. Так что произошло тогда? Шесть месяцев назад?

– Я не понимаю, для чего это ворошить. – Тон Прохора подстроился под Танькин. Более того, он скрестил руки на груди – закрылся. А Грачева еще рвалась стать внештатником! Сначала бы надо выучиться вести себя с людьми. Сделать так, чтобы они тебе доверяли и сами хотели рассказать все, что тебя интересует. – К тому же настоящий убийца уже пойман и отбывает срок.

Здесь вступила я.

– Прохор, понимаете, мы одни из тех, кто хочет выяснить правду о летающих красных объектах. И только вы сможете помочь. – Я осторожно улыбнулась.

– О тех огонечках, что ли?

Танька ехидно пропела:

– Об огонечках, огонечках… – Словно обвиняла его в чем-то. Мол, знаем-знаем, это вы виновны во всех терактах, произошедших на Земном шаре за минувшие сто лет.

Семашко, почуяв сарказм, глянул в ее сторону недоброжелательно, а я, по возможности незаметно для него, рубанула воздух рукой, дескать, не лезь больше, ты свой шанс упустила. А вслух сказала:

– Да, и нам бы очень помогло для расследования, расскажи вы нам ту давнюю историю.

– Я не понимаю, какая связь.

– Ну как же? Первое появление огней случилось в тот день, когда произошло убийство.

Брюнет задумался. Почесал затылок. Посмотрел в лишенное штор, жалюзи и тюля окно. Перевел взгляд на стол.

– Да нет. Огней этих еще не было.

– Как не было?! – удивилась я. Хозяин гостиницы сказал, это произошло одновременно. Кто-то из них путает. – Когда произошло убийство?

Парень с каким-то потаенным весельем оглядел меня всю, с головы до ног, и заявил: