Князь не хотел ссоры. Он пришёл, чтобы всё исправить, а на деле лишь усугубил и без того непростую ситуацию.

Он был уверен, что теперь-то лилулай окончательно замкнётся в себе и вытащить её из раковины отчуждённости будет уже невозможно, но она его удивила. Китэрия шагнул к нему, оттоптав от волнения носок его сапога, и задрала голову, чтобы заглянуть прямо в его глаза.

– Мариго была злобная, завистливая… принцесса нижнего круга, – желчно выплюнула она, напоминая, что её происхождение выше роглуарского. – А Рамия! Рамия… – о том, кто для неё Рамия лилулай сказать не смогла, но вновь потупленный взгляд и опущенные плечи говорили лучше слов. Рамия для Китэрии была такой соперницей, с которой и тягаться казалось бессмысленно.

Эта слабость перед его божественной супругой показалась Таймару до невозможности трогательной. Китэрия сейчас выглядела такой живой, настоящей и близкой ему. Она не походила на этэри из Валамара и уж тем более на малаярма Высшей, обладающего древним артефактом правды. Она олицетворяла ранимую женскую душу, со всеми её сомнениями, неуверенностями и чаяньями. Князь увидел в этом её отчаянном жесте страдание простой девушки, которая хотела бы соединиться с избранником, да не может по причине богобоязни. Такой в сущности смешной, первобытный страх, но проявленный в лилулай он приобретал совсем другой смысл и значение, он становился подтверждением её любви.

Таймар воспрял. Он снова сжал её дрожащие руки и, делая свой голос как можно мягче и бархатистее, заговорил:

– Я не равен ей, Тэри, и никогда не буду. Но мы с тобой, – он крепко сжал её пальчики, – мы равны. И у нас может быть такое будущее, за которое я готов биться не то что с вэригами, а с самим Праотцом.