– Нет, – стонала она во сне, – не надо. Пожалуйста замолчи, не надо так стучать. Не надо, прошу.

– У неё силишком учащённое сердцебиение, – раздалось где-то у её изголовья. – Даже чёрное зерно не способно сдерживать ритм.

– Вижу, – глухо прогудел низкий, похожий на княжеский голос.

– Вы должны решить, что нам делать дальше. Если мы продолжим пичкать её чёрным зерном, то…

– Я знаю, что будет, – осадил целителя мужчина, и комната снова погрузилась в тишину.

Китэрия думала, что это она снова лишилась чувств и сейчас опять начнёт падать в бездну абстрактных видений. Но оказалось, что человек, которому доверили принятие сложного решения, просто отказался от усыпляющего снадобья. Китэрию перестали пичкать чёрным зерном, и это означало, что свидания с владыкой снов, больше не уберегут её от действительности.

«Я справлюсь, – подбадривала она себя, дурея от сумасшедшего сердечного ритма, который как будто решил обогнать время. – Я справлюсь. Надо только… Надо простить его. Или наоборот, – не прощать и забыть».

– А-а-а! – вскрикнула лилулай от внезапной боли в груди.

«Значит всё-таки простить». – Поняла она недвусмысленный намёк, вот только принять это пока не могла.

И всё же Китэрия не сдавалась. Она решила выжить во что бы то ни стало. Хотя бы назло Таймару, чтобы ходить рядом с ним живым напоминанием его чудовищной жестокости.

Китэрия открыла глаза и со стоном приподнялась на локтях. Это было трудно – очень трудно, ей показалось, что на её грудь положили фундамент Гелиадора или ещё что-то столь же тяжёлое. Мышцы не слушались, всё тело била мелкая дрожь, и в довершении ко всему глаза застилал холодный пот. Но, слава пресветлым звёздам, уже не тёмные воды, они отступили. На долго ли? Этого лилулай не знала, но надеялась, что успеет прийти в себя до следующего приступа и будет к нему готова.

Первое, что Китэрия увидела – это свою келью, ту самую, которую она делила с Нэврой. Виху и сейчас была здесь. Стояла последи комнаты, скрестив на груди руки и озабоченно взирала куда-то поверх сестринской головы.

Закусив от боли губу, лилулай повернула голову и чуть было не задохнулась от возмущения. В изголовье её кровати стоял Таймар и с тревогой взирал на неё сверху вниз.

Китэрия чувствовала, что он хочет наклониться к ней, но его что-то останавливает.

Вина.

Да, это то самое чувство, которое умаслило её задетое самолюбие. Таймара настолько сильно снедало раскаяние, что казалось, проведи он во власти этого чувства ещё пару дней и от великого воина не останется и следа.

«Сожалеешь? – мысленно обратилась к нему лилулай. – И не напрасно!»

Вслух она ничего говорить не хотела, это было бы слишком большим подарком Таймару, а он его пока не заслужил. Да и навряд ли она могла сейчас вести достойную беседу, она с трудом полусидела в постели.

Китэрия поняла, что тратить силы на бессмысленные физические потуги ни к чему и рухнула обратно на подушки, прикрыв глаза. Не могла она сейчас видеть его лицо. Не могла смотреть в глаза полные любви и отчаяния. Ещё ни разу Китэрия не замечала в княжеском взгляде столько муки и горя одновременно. Даже когда он прогонял её обратно в Валамар, он не был так потерян. Тогда князь был решителен и груб, сейчас у кровати лилулай стоял поверженный горем мужчина, который, как и она сама, не знал, что ему делать, который погибал, тонул в неизвестных ему водах любви.

Китэрия могла бы подать ему руку помощи, если б сама не тонула рядом с ним. Берегов их чувство не знало, оно было бескрайним, глубоким и безжалостным к тем, кто не умел в нем плавать. Посланница Авадитты, казалось, должна была обладать этим навыком и, возможно, она им и обладала. Только вот избранник её так и не научился искусству гребли в чувственных пучинах, он мог лишь топить партнёра, а грести за двоих у Китэрии пока не получалось. Вот и лежала она, прикрыв глаза, вбирала в себя как бальзам княжескую боль и страх за неё и за их любовь.