А также и с тем самым рыцарем.

Рун Корца.

Это имя внушало ей такой же страх, как черная ладонь на ее шее, – и причиняло ей такую же боль. Всю свою жизнь она постоянно слышала о том, как неудача, принесенная Корцей, ввергла ее когда-то славное семейство в бедность и бесчестье, тяготевшие над несколькими его поколениями. Батория коснулась пальцем края татуировки, этого источника постоянной агонии – и напоминания еще об одном долге крови, за который она должна рассчитаться с этим рыцарем.

Она снова вспомнила ту давнюю церемонию с преклонением коленей перед Ним, кому она посвятила всю себя. Его руку на своем горле, выжигающую этот знак, смысл которого был в том, что Его ладонь и пальцы навсегда связывали ее с Ним в форме рабской зависимости.

И все из-за этого рыцаря.

Батория видела его в тысячах снов и всегда надеялась, что когда-нибудь отыщет его живым, для того чтобы заставить расплатиться за все его деяния, которые обрекли несколько поколений женщин в ее семье на то, чтобы провести годы в мучениях – сделать их пленницами крови, свести их судьбу к тому, чтобы воспитывать, служить и ждать.

То, что она узнала, принесло с собой и другую правду, болезненное осознание.

Батория снова почувствовала Его руку на своем горле, ее удушающее сжатие, выжигающее из нее все связанное с ее прежней жизнью.

Ее хозяин, должно быть, знал, что Рун Корца и был тем рыцарем, посланным в Масаду, чтобы отыскать и вернуть Книгу. Но эту тайну он не открыл ей. Он послал ее на встречу с Корцей, не предупредив ее.

Почему? Ужели ради того, чтобы доставить себе это жестокое удовольствие, или в этом был какой-то более серьезный и значимый повод?

Знай Батория наперед, что Корца окажется в усыпальнице, она не послала бы вниз никого из своих людей. Она дождалась бы, пока он поднимется наверх с Книгой – или с пустыми руками, не найдя там ничего, – и пристрелила бы его в расселине, как муху на стене.

Эта бойня внизу показала Батории, что Корца слишком опасен, чтобы встречаться с ним в открытом бою, даже если бы она послала туда все оставшиеся у нее силы.

Но существовал и другой путь, более подходящий.

Злоба, кипевшая в ней, постепенно выкристаллизовалась в другой, новый замысел.

До того, как сгустилась тьма, Батория заметила одного из своих людей возле дверного проема усыпальницы; через одно плечо у него был переброшен ранец. Такая же шайка оставалась ждать наверху возле выхода из расселины.

Она обратилась к двум охотникам, все еще стоявшим на карауле.

Тарек, подобно многим другим, брил голову и разрисовывал свою кожу черными татуировками в форме библейских пассажей, написанных на латыни. Кожа, сшитая нитками из человеческих жил, прикрывала его мускулистое шестифутовое тело. Стальные кольца-пирсинги протыкали губы и ноздри. Его черные глаза сузились в щелки от бешенства, когда он узнал о потерях, вызванных встречей с теми, кто оказался в усыпальнице. Он жаждал мести. Причем собственноручной.

– Этот рыцарь слишком опасен, – предупредила Батория. – Особенно когда он приперт в угол. Мы понесли уже слишком большие потери, чтобы рисковать и посылать еще людей.

Тареку нечего было возразить. Они же оба наблюдали на экране монитора за происходившим внизу побоищем. Однако и у него тоже было свое мнение. Не такое оптимистическое, но приводящее к такому же результату.

– Надо нанести удар по расселине. – Батория подошла к своим людям, находившимся рядом. – Убейте их всех до единого.

Она намеревалась похоронить рыцаря и его спутников, а вместе с ними перезахоронить и тайну под многотонным слоем горного камня. Ну а если Корца уцелеет при обвале, тогда его судьбой будет медленная смерть под этими камнями.