– Тебе вновь приснился приют? – опечалился он.
Я кивнула и села, обхватив колени руками.
Утро началось с воспоминаний, от которых хотелось скрыться.
– Всё те же лица и силуэты… Я не могу понять, отчего мои сновидения столь явственны. Как думаешь, было ли это на самом деле?
Он поджал губы и пожал плечами.
– Порой сновидения отражают наши самые глубокие желания и страхи.
– Да, ты прав, – с грустью подтвердила я.
– Как жаль, что я не могу забрать твои ночные кошмары себе, – с вымученной улыбкой произнёс Тариан.
Я вновь сделала вид, что всё в порядке, и широко растянула губы в фальшивой улыбке.
– Со мной всё хорошо. Не стоит беспокоиться. Пойдём домой?
– Карета уже ожидает нас.
Я была поражена.
– Откуда она здесь? Только не говори, что ты ходил ночью в город…
– Я не желал, чтобы ты возвращалась в приют после столь утомительной ночи, – промолвил он негромко, не поднимая на меня глаз. – Ты, должно быть, ощущаешь боль во всём теле.
В его голосе звучала такая искренняя забота, что моя напускная улыбка дрогнула, как тонкий лёд под первыми лучами весеннего солнца. Предательская влага подступала к глазам, грозя выдать всю ту боль и отчаяние, которые я так тщательно скрывала под маской безразличия.
Мне невыносимо видеть его заботу. Она лишь усугубляет мою печаль. Лучше бы он оставался безучастным и равнодушным, и, возможно, тогда я смогла бы разлюбить его. Но нет, он дарит мне редкие мгновения тепла, и в эти моменты я задаюсь вопросом: «Почему человеческое сердце не может по своему усмотрению включать и выключать любовь, подобно электрической лампочке?»
– Болит, но не стоило это делать ради меня… Я бы сама добралась до города. К тому же ты и сам неважно выглядишь. Тебе тоже досталось вчера.
Тариан ласково взъерошил мои волосы.
– Я же твой брат, и я должен заботиться о тебе.
Брат…
Прежде это слово служило для меня источником утешения и умиротворения, но теперь оно звучало как приговор. Напоминание о том, что между нами никогда не будет ничего, кроме того, что есть, и что моя любовь к нему безответна.
Я с раздражением сбросила с себя его руку.
– Довольно обращаться со мной, как с ребёнком! Я уже взрослая! Пора тебе это осознать.
Я устремилась к выходу, ощущая на себе его тяжёлый и пронзительный взгляд, который, казалось, буквально прожигал мою спину. Подол моего одеяния постоянно путался в ногах, затрудняя бег, и мне пришлось подхватить его обеими руками. Слёзы застилали глаза, мешая мне видеть дорогу. Мне нужно было как можно скорее покинуть это душное помещение, иначе я могла задохнуться.
Свежий утренний воздух, ворвавшийся в мои лёгкие, не унял бушевавший в груди гнев. Обида разрывала сердце, и меня охватило непреодолимое желание закричать, разрыдаться и крушить всё вокруг, чтобы излить эту невыносимую пустоту, овладевшую моей душой.
Я испытывала глубокое презрение к себе за проявленную слабость, за то, что позволила себе питать несбыточные надежды на то, что он разглядит во мне нечто большее, нежели просто сестру. Я надеялась, что он увидит во мне ту, кто готова последовать за ним хоть на край света.
Осознание этой жестокой реальности причиняло мне невыносимые страдания, грозящие разорвать меня на части. Мне необходимо научиться скрывать свою боль, чтобы он никогда не узнал о моих истинных чувствах к нему.
Следует собраться с духом и научиться сохранять спокойствие, глядя ему в глаза, словно ничего не случилось.
Жить с этой неразделённой любовью – это как незаживающая рана, которая никогда не затянется окончательно.
Не обращая внимания на условности, я вскочила в карету и с силой захлопнула за собой дверцу. Лошади, испуганные резким звуком, нервно заржали и застучали копытами.