Я не замечал ничего – ни усталости, ни опухших глаз от бессонницы, ничего.

Мне очень нравилось. Это было по-настоящему.

Не игра в лихих мореходов, которые как обезьяны ползают по вантам и знают, чем отличается стаксель от кливера.

Это была настоящая работа.

Тяжелая, опасная, воняющая рыбой, но настоящая…

Парамон работал, матерясь, весело сверкая глазами, с лихостью управляясь с лебедкой.

Алёша и Костя страдали и не скрывали этого…

Странно, оказывается, спустя много лет, Костя, эта сухопутная крыса, стал все-таки штурманом дальнего плавания… Хотя сейчас, стоя по колено в трепыхающейся массе кильки внутри холодишьника с лопатой, он ненавидел море, ненавидел наш МРТ Килька и нас всех…

Его постоянно тошнило, он постоянно ныл и клялся отчислиться…

А потом все-таки стал мореманом…

Не понятно это…

Мы забили холодильник под завязку, кэп Вогеныч, радостно скалясь, хлопал нас по больным плечам и его радостный мат улетал с крепким соленым ветром за горизонт.

Команда тоже радовалась – светила премия, и Вогеныч дал всем выходной.

Мы поплелись к себе в кубрик, а команда всю ночь праздновала окнчание лова, сотрясая все суденышко дружным смехом…

А наутро начался шторм.

Мы вылезли на палубу.

Ветер, свистя на разные голоса в леерах и антеннах, гнал по черным высоченным волнам клочья белоснежной пены.

Море грохотало. Палуба постоянно проваливалась куда-то вниз, потом подхватывала и выталкивала к черным низким тучам.

Наша Килька, скрипя и надсадно тарахтя дизелем, карабкалась по волнам, под тяжестью полных трюмов глубоко и неуклюже просаживаясь в черную шипящую воду по самые борта. В эти моменты по палубе прокатывалась волна, с брызгами разбиваЯсь о надстройки и мачты траловых кранов.

–Вы чего…… ….. мать….. ….. ть …… быстро ……. Мать!!! – кричал сквозь вой ветра и грохот волн Вогеныч. Это он нам.

Чтобы мы спустились вниз.

Костя с Алешей послушно скрылись в кубрике, а мы с Парамоном стояли, вцепившись в леера, вбирая остекленевшими от ужаса перед стихией глазами эту черно-белую бушующую бездну. Ветер сек по щекам, трепал бушлаты, сбивал дыхание, но я почти не чувствовал этого.

Передо мной во всей своей прекрасной свирепости неистово клокотали тонны воды.

Четные и белые краски, с миллионами оттенков.

Звуки, которых раньше я не слышал.

Ощущение полной беспомощности и незащищенности перед штормом завораживало.

Все, что происходило вокруг, казалось нереальным. И в тоже время – это было самое реальное из всего, что я когда-либо испытывал.

Я не думал ни о чем.

Страх сковал настолько, что я упивался им.

Это был какой-то извращенный восторг.

И это было по-настоящему…

В 16 лет все-таки очень здорово чувствовать себя на краю бездны, в которую до конца не веришь…

…Вадим, ты точно уже решил? – Парамон потягивал чай из стакана, сидя у меня на кухне за столом. Мы только что вернулись из бурсы, где получили зарплату и премию за практику. Решили это дело отметить – купили торт, какие-то мясные деликатесы…

Парамон купил две бутылки «Жигулевского», я через Бабочку купил бутылку диковинного импортного пива. Парамон от него отказался – поэтому купил одну. Пиво мы пока не рогали – должны были подойти Скорик с Чичей.

_да чего уже говорить сейчас? – я гладил белую парадную фланку (фланелевая форменная штука такая… типа рубахи… без пуговиц), домой я решил ехать в парадке. Фуражка в белом чехде и перчатки уже были готовы. – Я же рапорт подал, уже подписали, осталось только у начальника специальности подписать и все…

–Жалко – Парамон засопел – Скучно тут будет.

–Да ладно… Что уж теперь… Король умер – да здравствует король!