Много о чём рассказывал Горазд и научил Лёшку многому. Сабельному и ножевому бою в первую очередь:
- Меч – он больше для тяжёлых и телом могучих, у кого силы немеряно, а ты – лёгкий, быстрый, ловкий. Пока сильный мечом замахнётся, ты два раза ударишь и в сторону отскочишь – попробуй достань тебя.
Как щит носить в походе и держать в бою; с копьём управляться; из лука бить точно и быстро:
- Не целься, Алёшка, по наитию бей. Глаз увидел, рывком тетиву к уху натянул, стрелу пустил. Не рукой пустил – сердцем. В сердце - жажда врага убить должна плескаться. Он на твою землю пришёл, хочет сжить со света и тебя самого и всех, кто тебе дорог – мать, сестёр, друзей, родню – всех. Кого не сжить – в полон забрать навеки, а город твой сжечь. Поэтому ты должен убить его раньше.
- Как же в Писании сказано, что нужно возлюбить врагов своих?
- Хм… Вот Завид, про которого ты мне говорил. Ты можешь его возлюбить?
- Это вряд ли, - мотал русой головой Лёшка.
- Видишь. Так это Завид, такой же, как и ты русич, рязанец, свой, можно сказать, христианская душа. А что говорить о поганых? Непросто это всё. Я мыслю так. Возлюби, если сможешь. Но тут же и убей.
- Как это? – не понял Лёшка.
- Саблей, мечом, ножом засапожным, копьём, стрелой – чем сможешь, тем и убей. А не сможешь – иди в монахи и попробуй стать отшельником, святым. Есть такие, не от мира сего. Но с них и спрос иной. Хочешь в монахи?
- Не, не хочу. Я хоть и Попович и в Бога верую, но хочу быть, как ты – порубежником. Защищать Русь и князю служить.
- Князей много на Руси, - вздыхал Горазд, - и у каждого дружина. Ты какому служить собираешься?
Вопрос был трудный. К тому времени старый рязанский князь Роман Глебович, которому служил сам Горазд, был брошен в темницу по обвинению в измене Великому князю Всеволоду Юрьевичу, прозванному в народе Большое Гнездо.
У Всеволода Юрьевича был большой и старый зуб на Рязань и рязанцев.
Тридцать лет назад рязанский князь Глеб Ростиславович ходил на Всеволода походом и даже сумел сжечь Москву. Потерпел в конце концов поражение, был посажен в темницу во Владимире, где и умер вскоре, но Всеволод своеволия рязанцев не забыл, не простил и всегда был готов применить к ним силу. Двадцать два года назад он уже приводил княжество к покорности, и теперь, по слухам, собирался сделать то же самое, посадив наместником на рязанский стол сына Ярослава, которому на ту пору едва минуло восемнадцать лет. И посадил!
Надо ли говорить, что рязанцы были весьма недовольны таким поворотом дел и, хотя целовали Ярославу крест, про себя обещали юному отпрыску Всеволода недолгое и нерадостное правление.
Назревал бунт.
Без сомнения, Великому князю настроения рязанцев были известны.
- Главному, - отвечал Алёшка важно. – Если служить, то главному князю.
- Сегодня главный – Всеволод Юрьевич. Завтра он явится со своими воями под рязанские стены, и мы ничего ему противопоставить не сможем. Что делать будешь?
- Я маленький ещё, - хитрил Алёшка. – Что я могу? Опять же в Писании сказано, что нет власти не от Бога. А ты бы что сделал?
- Ты маленький, я без руки, – вздыхал Горазд. – И хотел бы, да отвоевался.
- А была бы рука? Пошёл бы против Всеволода?
- Будь в городе князь Роман Глебович и прикажи он – пошёл бы. Воин обязан исполнять приказы начальства. Иначе он не воин, и место ему не в строю, а в шайке разбойничьей.
- Странно всё это, - рассуждал Алёшка по-взрослому. – На словах все хотят, чтобы русская земля единой была и сильной, а на деле выходит совсем другое. Не понимаю, как Бог это попускает?