К счастью, друзья у него появились: к нам въехала молодая мама с двумя детьми. Мужа у неё, похоже, не было, потому что каждое утро, около половины седьмого, она куда-то вела малышей – наверное, договорилась в садике, что ей разрешат оставлять их пораньше и забирать попозже. Они не плакали, как все, по пути туда, и так же молча шли обратно часов в 8–9 вечера. И она ни разу не повышала голос.

Я очень переживала, когда услышала, что дня через три после Нового года – их маме уже пора было на работу – они чуть не попали под машину. Но всё обошлось. Для них – не для меня.

Тот одинокий мальчик стал заводилой их маленькой компании. Он-то меня и убил: разжёг в моих корнях костёр, и я засохла. На последней ветви, тянувшейся в сторону дуба, оставались пара вишен, но и их склевал во́рон.

А потом пришли озеленители с бензопилами.

Люди нас боятся. Люди вообще пугливые создания – ими правит Страх. Ну, ещё страсть. Они не слышат наших предостережений. Они не знают, что когда у умирающих на поле битвы мы вынимаем глаза, то не ослепляем их, а помогаем искать тропы песен внутри себя. Не догадываются, что своими острыми, как иглы, клювами мы латаем ткань бытия, расползающуюся под гнётом их свободы. Или пронзаем её в тонком месте – и тогда из прокола льётся всесжигающий свет.

Да, мы пересмешники: за смехом скрывается истина. Да, мы часто спорим с тем, чьих рук дело «это всё». А кто с Ним не спорит? Люди?! О, это заядлые спорщики! Как кровь пить дать, они приведут тысячу и один довод, чтобы меня опровергнуть. И потому я вычеркну свои слова, лишь прокурлычу последнюю песню – ту, что звучала в машине у Диаз: «Я – пущенная стрела».

Мне повезло с Во́роном. Он бросил мои семена в жирную, словно сочащуюся маслом, почву. Место оказалось удачным: огороженная горка, которую никто не потревожит. Дождавшись дождя, я потянулась сначала вниз, потом вверх – я умею расти в противоположные стороны, – дала побег, распустила листочки, пробралась меж комьев земли, наткнулась на доски, сделанные из сестры моей, сосны, нашла в них щель и протиснулась в пустоту.

Вслед за мной туда проникла частица солнечного света. Она помогла мне найти мумифицированное тело, и я обняла его корнями так, как не умеют обнимать люди.

Чтобы вернуть – любимого? – в круг Жизни.

Через год, когда его родня – моя новая золовка с деверем – приехали помянуть, мы встретили их белым, как юный снег, покрывалом моих лепестков.

/ Нью-Йорк /