– Я не понимаю.

– Вы были не с серийной убийцей, – прямо заявила Баррон. – И сейчас сознанием владеет личность, которую я называю «Энн». Эдола умерла. Она повесилась и ушла из контура. Может, распалась, может, слилась с основной личностью, может, затаилась. Но ее нет. Поверьте, я выманивала как могла. Даже подходящего ребенка приводила. Она не реагирует.

– Играет.

– Не думаю. Я хочу, чтобы она посмотрела на вас. Мне важно понять, что она чувствует к вам на самом деле. И как отреагирует, увидев, что вы… изменились. Она все время говорит о вас, спрашивает, где вы и что с вами. Почему не приходите и почему не заберете ее домой.

Аксель уронил голову на руки.

– Это невыносимо.

Он почти не удивился, когда теплая ладонь доктора коснулась его плеча и легонько сжала. Аурелия молчала, Грин тоже не спешил нарушать тишину. Ее прикосновение успокаивало, позволяло обрести почву под ногами. Никаких мыслей в голове не было, только тупое и ноющее желание отправиться в бар, чтобы напиться. Чего он, конечно же, не сделает. Но очень хочется. А еще больше хочется поговорить. Хоть с кем-то поговорить о том, что происходит. О том, чье тело сегодня нашли. О том, как мучительно ноет сердце. Доктор Баррон сказала то, о чем можно было мечтать, то, что оправдывало его самого и его любимую, что объясняло чудовищную реальность и давало индульгенцию на все, что они успели натворить. То, за что хотелось ухватиться – но нельзя. Грин понимал, что нельзя. Он не может любить убийцу. Даже если она себя таковой не признает, даже если она действительно страдает от редкого психического заболевания. Даже если ее психика сама уничтожила монстра, она не имеет права быть рядом с Грином, он не имеет права быть рядом с ней. Прошло два года. Неужели короткий трехмесячный роман навсегда выжег его сердце? Неужели все происходящее нужно только ради того, чтобы его глупая душа научилась наконец не привязываться?

Детектив поднял голову и посмотрел доктору в глаза.

– Что от меня требуется?

– Просто зайдите к ней. Сядьте напротив. И дальше делайте и говорите то, что посчитаете нужным. Но без резких движений, пожалуйста. В случае с такими пациентами никогда не знаешь, что вылезет.

Просто зайти и встретиться с ней лицом к лицу. Какие мелочи.

16 мая 1987 года, суббота

В каждом из нас живет множество сущностей – субличностей. На работе мы в одной маске, дома в другой, среди друзей примеряем третью, а перед любимым человеком тщательно выстраиваем четвертую, до безумия боясь того, что он заглянет за края и увидит истинное лицо. То, которое мы сами видеть боимся, потому что посмотреть в глаза своим демонам сможет не каждый – и почти никто не способен на это без терапии.

Всю сознательную жизнь я занималась психологией. Я в терапии с тринадцати лет. Продумала каждый шаг карьеры, отчаянно стремясь туда, где сейчас находилась. Лучшая на курсе, лучшая на работе, публикации в крупнейших французских и международных изданиях. Даже влюбляясь, я оставалась в состоянии повышенной готовности.

Но не сейчас.

Сейчас я с ужасом и болью видела в себе другую женщину, другие проявления, другую Анну. Ту, которой я становилась, стоило Акселю переступить границу базы. Эта Анна легкая. Ей плевать на условности. Ей пока хватало осторожности и чувства собственного достоинства, чтобы не показывать всю палитру бушующего в груди урагана, но, кажется, долго это не продлится. Эта Анна может часами сидеть на злополучной лавочке с книгой в руках в надежде, что он снова встанет напротив, коснется спиной стены и закурит, теребя сигарету пальцами. Эта Анна просыпается, стоит мне выйти за пределы кабинета. Она безраздельно владеет моим личным временем и тратит энергию на ерунду. Она следит за тем, чтобы безупречно выглядеть. А это непросто, особенно когда на улице жара под пятьдесят или налетает песчаная буря.