— Прощайте, — говорю ей и, вытерев слезы, гордо вскидываю голову, в конце концов, я — корнесса Грейш.

Выхожу из комнаты. Медленно спускаюсь по лестнице вниз. Как бы я ни любила этот дом, но надеюсь, никогда сюда не вернусь. Пока иду вниз, провожу руками по гладкому дереву перил. Сколько бы теплых воспоминаний он ни хранил, здесь разделилось их поровну, со всеми последующими ужасными событиями. Останавливаюсь на пороге и еще раз оглядываюсь. После мамы здесь все умерло. Ни одного портрета родителей не осталось, только темные пятна на стенах, где они когда-то висели.

— Прощай, — тихо шепчу дому и, словив недовольный взгляд Олафа, шагаю за порог.

Стоит мне сесть в крытый экипаж, как мачеха протягивает кружевную маску.

— Для чего это?

— Ты же не хочешь, чтобы твое лицо запомнили?

Матильда и я одеваем маски одновременно.

— А ты успокоилась, — через некоторое время произносит она. В отличие от корнессы мне интереснее разглядывать улицу в небольшое окошко кареты. Я так давно никуда не выезжала, что кажется забыла, как выглядят другие люди.

— Смирилась, — пожимаю плечами и замечаю, как уголок ее губ дергается вверх.

— Не верю ни единому твоему слову, — ее улыбка становится шире, — но это и неважно, поскольку мы уже приехали.

Сердце ухает вниз, а потом заходится как сумасшедшее.

Дверь экипажа открывается и первой выходит корнесса, следом Олаф протягивает руку мне. На нессе, как и на нас маска, скрывающая половину его лица.

Затравленно оглядываюсь по сторонам. Мы в каком-то совершенно отвратительном районе. Здесь пахнет морем, солью и застоявшейся водой. В окружении плохо сколоченных домов куча грязно одетых людей. Они сгрудились возле железных баков, в которых горели костры и грелись.

— Эй ты, поди сюда, — слышу грубый голос сбоку от нас. Пьяный мужчина хватает какую-то барышню за место, чуть пониже корсета, а она вместо того, чтобы двинуть ему по роже, начинает хихикать. Я ловлю ее взгляд, но в нем нет ничего человеческого. Он потухший, безжизненный, мертвый. Мужчина хватает ее за шею и тянет в темную подворотню.

— Сколько? — говорит он заплетающимся языком, несса отвечает и снова надрывно хихикает. Мрак поглощает их, словно здесь он живой.

Надо бежать, сейчас самый подходящий момент, но меня начинает мутить от волнения, от страха, что этот мужик или какой-то другой пьяница схватит и затащит меня в такую же тьму.

— Ну чего она там? — недовольно ворчит мачеха.

Олаф не дает очнуться, крепко удерживая за локоть, тащит в какую-то разбитую хибару. Матильда стучит в дверь. Ее о чем-то спрашивают, она отвечает невпопад, но именно эти слова заставляют дверь распахнутся.

Нас встречает совершенное чудовище. Огромный орк. Я их раньше видела только на картинках у отца в библиотеке. Вот с гномами встречалась, даже тролля видела на рынке, а орка — впервые.

— Ам! — клацает зубами зеленый здоровяк возле моего лица, когда я слишком заглядываюсь на него.

От неожиданности шарахаюсь в сторону, путаюсь в юбках и лечу вниз. Ожидаю жесткого приземления на грязный пол, но мне не дают упасть. Открываю глаза и обнаруживаю себя в объятиях незнакомца. Ловлю приятный аромат ночного леса.

На мгновение мы оба замираем, окружающий звук становится глуше.

Сильные руки в кожаных перчатках все еще удерживают, когда глубокий бархатистый голос интересуется:

— С вами все в порядке?

Киваю. Незнакомец ставит меня на ноги, поворачивается к орку и тихо цедит:

— Извинись…

Не знаю причины, но охранник бледнеет и, шумно сглатывая слюну, произносит:

— П-простите, корнесса, извините корнесс, — он спешно покидает нас.