Сестра ответила сразу, невинным голосом, будто не трепалась с кем-то секунду назад, находясь на мушке у киллера.

– Ты где?! – заорала я. – Я сбежала с работы, а ты…

– Лен, я в кафе, как и договаривались, – заговорщицким шепотом сказала сестра. – Чего ты кричишь?

– В каком кафе, я только что была там!

– Лен, я сижу за фикусом.

– Что?!

– Зайдешь в кафе, посмотри налево, там фикус, за фикусом – я.

Я сорвалась с места, не забыв портфель, забежала в кафе и, наплевав на многочисленные взгляды, которые из любопытных превратились в откровенно насмешливые, бросилась к здоровенному фикусу в углу.

И замерла.

За уединенным столиком, спиной ко мне, сидела сгорбленная тетка в толстенной вязаной кофте, при одном взгляде на которую в такую жару становилось дурно.

Я развернулась, чтобы уйти, но вдруг услышала жалобное, тихое:

– Ле-ен…

Обернувшись, я узнала Натку, несмотря на темные очки, скрывавшие пол-лица, и непривычную прическу – убранные в тугой узел волосы. Старомодную кофту она надела поверх легкомысленного топика и короткой юбки. Такое смешение стилей делало Натку еще более приметной и запоминающейся, но сестрица, похоже, об этом не подумала.

Я огляделась, прикидывая, куда бы сунуть портфель, наконец поставила его под стол и села напротив Натки.

– Что за маскарад? – раздраженно спросила я.

– Тихо… Говорю же, меня могут убить…

Натка испуганно огляделась по сторонам, хотя из-за фикуса нас никто не мог видеть.

У стола вдруг вырос официант – бесшумно и незаметно, словно соткался из воздуха.

– Что заказывать будем? – спросил он меня с таким видом, будто ожидал, что я опять выбегу из кафе.

– Два двойных эспрессо, – улыбнулась я, даже не заглянув в меню. – Обязательно из смеси зерен эфиопской и никарагуанской арабики средней обжарки и немного робусты.

Сильно озадаченный официант ушел, а Натка, через стол нагнувшись ко мне, зашептала:

– Лен, я понимаю, что веду себя иногда как дурочка, но на этот раз все очень серьезно. Мне действительно угрожает опасность! На меня бандиты наехали.

– Что ты натворила?

– Ничего.

– Тогда почему они наехали? Насколько мне известно, бандиты просто так не наезжают, если только у тебя нет какого-нибудь криминального бизнеса.

– Говорю же, ничего я не натворила! И бизнеса у меня нет, ни криминального, никакого!

– Не тяни кота за хвост, Натка, у меня времени мало. Ты можешь внятно сказать, что от тебя требуют?

– Деньги!

– За что?

Натка нервно сглотнула, взяла со стола какой-то журнал, пролистала его, пряча от меня глаза, и только потом сказала:

– За кредиты. С процентами!

– Ты брала кредиты?! – от возмущения я даже привстала. – И не думаешь их возвращать?!

– Не брала я ничего! – Журнал выпал у Натки из рук, она подняла его и со слезами в голосе выкрикнула: – Не брала! Хоть раз в жизни ты можешь мне поверить?!

Почему-то я ей поверила.

Напялить нелепую кофту в такую жару, соорудить «учительскую» прическу, закрыть лицо очками и спрятаться за фикус Натку могли заставить только чрезвычайные обстоятельства. Я видела, как дрожат ее руки, слышала слезы в голосе – а может, они и на самом деле были под темными очками, эти слезы, – и понимала, что моя взбалмошная, непутевая, легкомысленная сестрица вряд ли способна разыграть такой тонкий спектакль.

Мне вдруг стало очень жаль ее.

Я отобрала у нее журнал, который она терзала наманикюренными пальчиками, и мягко спросила:

– Нат, что ты в последнее время покупала?

– В смысле? – удивленно посмотрела она поверх очков.

– Ну, что-нибудь крупное, не знаю, – плазменный телевизор, «Мерседес», виллу на Багамах…