Неравномерные сдвиги силы, уравновешенности, подвижности нервных процессов приводят к изменениям типологических особенностей при старении человека.

При старении организма развиваются неравномерные изменения центральной регуляции функций организма. Ослабление центрального нервного контроля, сказываясь на трофике тканей, является важнейшим механизмом сокращения адаптационных возможностей организма в старости. Неравномерный характер изменения различных структур ЦНС приводит к тому, что при старении наступает не простое угасание обмена и функций, а возникает сложная регуляторная перестройка, создается новый уровень приспособления организма к среде. Высокие метаболические потенциалы ЦНС обеспечивают ее роль в поддержании гомеостазиса организма в условиях возрастных изменений обмена в других тканях. Однако когда наступление старости существенно меняет обмен и функцию самой ЦНС, возрастные изменения организма стремительно прогрессируют.

Вышеизложенные результаты онтогенетических нейрофизиологических исследований убедительно показывают, что как базовые нейрофизиологические процессы, так и связанные с ними более высшие психофизиологические функции достигают своего максимального развития одновременно с фазой биологического созревания человеческого индивида и претерпевают инволюционное развитие одновременно с начинающейся инволюцией организма.

В 1924 году австрийский ученый Ганс Бергер из Йенского университета открыл электрическую активность головного мозга. Работа Бергера не привлекла к себе внимания, а сам Бергер не интересовался пропагандой своего открытия, как и большинство креативных личностей. Бергер опубликовал результаты своих исследований только через пять лет после того, как они были проведены.

На реальность существования мозговых волн обратили внимание лишь в 30-х годах, после появившихся работ английских ученых. К тому времени были изобретены более мощные ламповые усилители и, как пишет физик Д. Вулдридж, «В необузданном воображении авторов популярных статей уже рисовалось применение радиоприемников… для телепатической связи – путем улавливания „мозговых волн“ на расстоянии и расшифровки содержащихся в них мыслей» (222).

Несмотря на то, что надежда использовать записи электрической активности мозга для расшифровки мыслей не оправдалась, электроэнцефалограмма имеет неоценимое значение для нейрофизиологических исследований. Один из первых важных результатов, полученных при ее анализе – это то, что характер ЭЭГ человека отражает степень активности индивида. После того, как была замечена разница между волновой активностью бодрствующего и спящего человека, в Институте мозга Калифорнийского университета в Лос—Анжелесе были быстро разработаны методы оценки общей работоспособности человека. Оказалось, что ЭЭГ служит более прямым и надежным показателем реактивности мозга, чем даже данные визуального наблюдения или измерение других физических показателей.

Особый интерес вызвали регулярные колебания потенциала, образующие альфа—ритм. Почти сразу появились сообщения, что при настороженности или сосредоточении внимания альфа—ритм исчезает, и это позволило предположить, что при активной работе мозга различные его части уже не действуют синхронно. Как писал Вулдридж, «выражаясь языком техники, в процессах мышления, по—видимому, используются несинхронные методы» (222).

Но, если альфа—ритм отражает степень активированности мозга, можно ли использовать этот показатель для исследования взаимосвязей между активированностью мозга и интеллектуальной работоспособностью, или, с другой стороны для исследований онтогенетической динамики общей активности головного мозга?