– Почему? – озадаченно переспросил Виктор. Голос у него оказался манерный, и к определению «милейший человек» Виктора нисколько не приближал. – Виктор Эммануилович Конищев.

Арсений за спиной Петра сдавленно хрюкнул и, пробормотав «Я отойду покурить», снова ретировался. Петр с сомнением смотрел на протянутую ему руку, а потом безо всякого желания пожал.

– Я правильно понимаю, что ваш отец был братом Валентина Самуиловича Конищева?

– Именно так. Старшим.

– А ваш отец здесь?

– Он ушел из жизни два года назад, – скорбно поджал губы профессорский племянник. – Так что за новости у вас, господин следователь?

Петру захотелось вдруг сказать что-то резкое этому Виктору-Эммануилу. Не нравился он Петру. Вдовица на его фоне и вовсе выглядела королевой. А этот Эммануэль прям-таки вился вокруг нее, то за локоток придержит, то за талию.

Любопытный валет вскрылся в пасьянсе. Да и сам пасьянс оказался не так прост.

– Результаты пока предварительные, – ровно ответил Петр. – И пока рано о чем-то говорить определенно. Я вас обоих вызову для дачи показаний – там и обсудим… все новости.

При словах «дача показаний» Виктор-Эммануил заметно сник, а вдова лишь сдержанно кивнула.

– Спасибо, Петр Тихонович. Держите нас в курсе, пожалуйста.

Нас. Ага, уже есть «нас». Ладно, будем держать в курсе. Мы вообще любим быть в курсе.

– Обязательно.

***

– Прекращай ржать.

– Не могу! – простонал Арсений. – Я как сложил в голове, как его папашу звали... Эммануил Самуилович – и все, меня накрыло!

– Ты точно там сигареты с табаком курил?

– Петр Тихонович!

– Тогда прекращай ржать.

Арсений послушно сделал несколько вдохов и выдохов, потом достал платок и высморкался.

– Удивительно, как это профессора не назвали каким-нибудь… Азраилом.

– Или Гавриилом.

Арсений хохотнул.

– Не семья, а какой-то рассадник… мануилов. Или манулов.

– Да не, какие манулы.

– Ну да, манулы миленькие.

– Именно. Мы у клетки с манулом тоже полчаса проторчали.

***

– Как же я ненавижу нотариусов! – взмыленный Арсений шлепнулся на стул рядом со столом Петра.

– Понимаю и разделяю. Их никто не любит. Но нашей работы это не отменяет. Что там с завещанием?

– Литр крови мне выцедили, – продолжал жаловаться Арсений.

– Ты же знаешь, мне бесполезно давить на жалость. Если есть результаты – налью чаю с бальзамом, так и быть.

– Наливайте. Как не быть результату.

– Ну? – Петр, не вставая, щелкнул кнопкой чайника.

– Если совсем коротко, то владелец заводов, газет, пароходов – наша веселая вдова.

Петр замер, а потом резко обернулся.

– Конищев завещал ей все?

– Абсолютно.

– Вопрос алиби Конищевой встает теперь совсем остро.

– Мне заняться?

– Я сам.

***

– Ну как не помнить-то? – сердито поджал губы насупленный мужик, который в себе сочетал блестящую лысину на все темечко и буйную спутанную кудрявую седую шевелюру вокруг этой лысины. – Я ж в здравом уме-то!

– Значит, Элина Конищева, в самом деле, была здесь третьего августа с шестнадцати до девятнадцати ноль-ноль?

– Ну, конечно, была!

– Вы это отчетливо помните?

– Ну, так работали же мы вместе с ней! Почитай, полтонны металла вылили!

Петр вздохнул. По всему выходило, что вдовица успела обзавестись стопроцентным алиби. А пасьянс разворачивался новыми вариантами расклада.

– Скажите, тяжело работать в литейной мастерской?

Мужик – помощник Элины Конищевой, который сам себя называл ассистентом – недружелюбно покосился на Петра.

– Работа как работа, – буркнул он неохотно. – Я всю жизнь по металлу работал. Тридцать лет на производстве оттрубил.

– На каком производстве?

– Известно на каком – на металлургическом!