Ей предлагали прийти и помочь, но Элина решительно отказалась. Теперь она уже точно знает, как справляться с такими ударами, и никому не позволит лезть к ней с помощью. Сейчас есть специальные службы, которые могут приготовить все для так называемого поминального обеда на дому. Туда Элина и обратилась.

Но если с приготовлением еды вопрос решился без особых хлопот, то накрывать стол Элине пришлось самой. Одноразовую посуду она не выносила на дух, а столовых сервизов по шкафам Элина насчитала аж три штуки. Похоже, их не доставали оттуда годами, а то и десятилетиями. Когда был жив Валентин Самуилович, Элине даже в голову не приходило заглядывать в эти огромные шкафы, она ограничивалась только протиркой стеклянных дверей. А теперь… теперь это все ее.

Элина вздохнула. Ну вот. Заодно и перемоет все это богатство. Реально богатство – в одном из шкафов Элина обнаружила столовый сервиз императорского парцелинового завода – и закрыла этот шкаф от греха подальше. В другом нашлась посуда попроще. Условно попроще.

Но начать надо все же с мытья полов. Ужас, какая грязь дома. Но Элина продолжал сидеть недвижно за столом.

Женя ей свалился просто как снег на голову. И практически с порога начал рыдать. Элине пришлось усаживать его за стол, отпаивать чаем и выяснять, что же случилось. А когда выяснила – то остро встала необходимость сдерживаться и не начать орать.

Ну, какой же Женя… неумный. Даже удивительно, как у такого умного человека, как Валентин Самуилович, родился такой недалекий сын. Впрочем, Женя напуган, и понять его можно. Но подзатыльник отвесить хотелось. Исключительно в педагогических целях.

Ну, какой же дурак. Дурачок просто! Приезжал в Москву – и не решился зайти! А ведь как знать, если бы Женя зашел к отцу, то, может быть, этого страшного преступления не случилось бы. Да наверняка. А он… И отца убили, и самого Женю из-за того, что он был в это время в Москве и не зашел, подозревают непонятно в чем! Нет, то есть, понятно в чем, но это же совершенно невозможно!

Теперь мысли Элины уплыли совсем далеко от уборки. Потому что объектом ее дум стал этот большой угрюмый следователь. Петр Тихонович Тихий.

Колоритное у него имя с отчеством. И фамилия тоже не подкачала. Да и сам он весь… Рука Элины неосознанно потянулась к пачке сигарет. А щеки стали ощутимо гореть.

Нет, она вовсе не жалела о том, что поцеловала его. Это вообще глупость – жалеть о том, что сделано. Оно сделано – и все. Раз сделано – значит, так было надо.

А Элине было надо. Ей вообще теперь казалось, что ее к Петру Тихому какая-то неведомая сила подтолкнула. В принципе, даже понятно – какая.

Впервые рядом с Элиной, в непосредственной близости, появился мужчина. Даже не хотелось употреблять набившее оскомину словосочетание «настоящий мужчина». Просто мужчина.

Не мальчишка – школьник или студент, из числа тех, с кем дружила Элина в той жизни, которая была ДО. До ее раннего и внезапного сиротства. И не убеленные сединами почтенные – нет, ну не старцы, конечно… А, хотя, наверное, именно они – те, кто составлял круг общения Валентина Самуиловича, а, следовательно, и круг общения Элины тоже. Сначала были мальчишки, потом старцы. И как-то в этот период, между мальчишками и старцами, Элина повзрослела. И сама превратилась в женщину.

А тут – он. Элина никак не могла вспомнить, когда она стала замечать в следователе, который вел дело об убийстве ее мужа, мужчину. Наверное, во время допроса в его кабинете.

В их первую встречу – она помнила – Элина плакала у него на плече. Но почему-то не могла вспомнить, какой он при этом был. Только плечо его под своей щекой помнила. Большое и твердое.