– Продолжайте, – подбодрил Петр Конищеву. Она интерпретировала его слова по-своему.

– Это касается Валентина Самуиловича! – запальчиво отозвалась она. – Для меня было важно это понять. Могли ли… В общем, я связалась с некоторыми своими коллегами, которые разбираются в этом вопросе гораздо больше меня. Так вот, – она выдохнула. – Все они сходятся во мнении, что это не мог быть оригинал. Его просто не могло быть в России. Скорее всего, более поздняя копия, например, девятнадцатого века.

– Наши эксперты придерживаются такого же мнения, – решил поделиться информацией Петр. И не кривил душой. Вслед за Софией Аристарховной внештатный эксперт озвучил точно такое же мнение. Но, с другой стороны, это мнение основывалось не на фактах. А на предварительных архивных и исторических изысканиях о том, мог ли быть этот альбом оригиналом восемнадцатого века. Ответ звучал – маловероятно. Но для точного ответа нужно иметь этот альбом на руках. А этого-то как раз и не было.

– Ну вот, – невесело вздохнула Конищева. – Так что… – она замолчала, глядя куда-то в угол кабинета. Петр на всякий случай посмотрел туда же. Там не было ничего, кроме кулера с водой.

– Получается, что не было никакого смысла красть этот альбом? – уточнил он.

– Ну, скажем так – копия представляет гораздо меньшую ценность, чем оригинал.

– Настолько меньшую, что ради нее не пойдут на убийство?

– Я не знаю! – вдруг выкрикнула она. Судорожно принялась рыться в сумочке, вытащила носовой платок, промокнула уголки глаза. Сейчас, с порозовевшим носом и блестящими от слез глазами, она уже не выглядела такой взрослой супер-леди. Она шмыгнула, потом судорожно вздохнула. Крылья тонкого породистого носа резко очертились, на шее натянулись жилки.– Я не знаю, как вообще можно убить человека ради какого-то альбома!

Это было прекрасно сказано. И прозвучало очень убедительно и даже искренне. Либо хорошая актриса, либо и в самом деле не при чем.

– А ради чего тогда можно убить, по вашему мнению?

Она посмотрела на Петра таким взглядом, который любого более слабонервного человека привел бы в трепет.

– Вы это всерьез спрашиваете?

– Конечно.

– Ни ради чего. Но это мое частное мнение. Я не понимаю, как можно лишить другого человека жизни.

– А в состоянии аффекта?

– Наверное, – неопределенно пожала плечами она. – Вам это виднее, господин следователь.

Господин следователь, так-так. Видимо, передавил. Возможно, зря.

– Хотите чаю, Элина Константиновна?

– Спасибо, нет.

– Кофе?

– Ничего не хочу. Даже воды.

– Хорошо, тогда продолжим. Кто знал о том, что этот альбом был у Валентина Самуиловича?

– Он не скрывал.

– Значит, многие?

– Наверное, да, – вдова задумчиво потерла лоб. – Точно знал Витя. И некоторым коллегам Валентин Самуилович совершенно определенно рассказывал.

– Точное количество таких коллег вам известно?

– Нет, конечно.

– Хотя бы приблизительное?

– Ну, человек пять… или десять. А, может, и больше, – докончила она раздраженно.

– Скажите, у Валентина Самуиловича были враги?

– Конечно, нет! – импульсивно ответила она. А потом наморщила лоб и добавила после паузы уже спокойнее. – Валентин Самуилович не был конфликтным человеком. Но он иногда выступал в качестве оппонента на защитах научных работ. Но это же не повод… – она вздохнула и замялась.

– Наверное, нет, – дипломатично согласился Петр. – Скажите, у кого был ключ от вашей квартиры?

– У меня и у Валентина Самуиловича, – уверенно ответила Конищева.

– Всего было два комплекта?

– Три.

– Где третий?

– Лежит в шкафу.

– Вы проверили?

– Да. Сейчас все три комплекта ключей в наличии.